просто безцеремонную замѣну словъ противника своими собственными (гл. IXI). Словомъ, такъ или иначе, но по всей статьѣ сквозитъ одинъ пріемъ, одно неизмѣнное стремленіе: запутать, затемнить дѣло въ глазахъ читателя, лишить читателя возможности самому разобраться, составить себѣ ясное понятіе о предметѣ спора. Не могу лучше характеризовать этотъ всегдашній пріемъ, какъ слѣдующимъ сравненіемъ[1]. Различныя существа прибѣгаютъ къ различнымъ средствамъ защиты: левъ защищается когтями, быкъ — рогами, зайца уносятъ его быстрыя ноги, мышь прячется въ нору, а каракатица — та мутитъ окружающую воду и подъ покровомъ мрака ускользаетъ отъ врага. Вотъ этой именно тактикѣ каракатицы неизмѣнно желалъ подражать въ своей статьѣ г. Страховъ, съ тѣмъ только различіемъ, что та, конечно, рада, когда ей удалось просто уйти отъ врага, а г. Страховъ изъ своего мрака сыплетъ бранью на противника, а ничего не видящему передъ собой читателю самодовольно кричитъ: разбилъ! побѣдилъ! уничтожилъ!
Я выполнилъ намѣченную задачу, представивъ подробный, пожалуй, черезъ-чуръ подробный анализъ статьи г. Страхова, доставивъ читателю возможность оцѣнить ее по достоинству. Позволю себѣ въ заключеніе одно послѣднее, чисто-личное отступленіе. Бываютъ исключительныя, высокія положенія, когда человѣкъ можетъ идти своимъ путемъ, не обращая вниманія на раздающіеся вокругъ него оскорбительные крики, на долетающіе до него брызги грязи. Въ такомъ положеніи находился, наприм., Дарвинъ, всегда презиравшій полемику[2]. Но этимъ правомъ могутъ неоспоримо пользоваться только Дарвины. Обыкновенный, рядовой ученый, къ сожалѣнію, вынужденъ добывать это право съ бою; отъ него читающая публика можетъ требовать знаменія его правоты, доказательства несостоятельности его противника. Смѣю надѣяться, что двукратнымъ продолжительнымъ молчаніемъ я достаточно показалъ свое отвращеніе къ подобной полемикѣ, содержаніемъ же своихъ вынужденныхъ отвѣтовъ доказалъ, что молчалъ не потому, что нечего было отвѣчать, а тѣмъ и другимъ завоевалъ себѣ право, самое драгоцѣнное для ученаго, съ досадой считающаго каждую минуту, потраченную на полемику, такъ мало имѣющую общаго съ наукой, — право впредь молча проходить мимо такихъ произведеній, какъ Всегдашняя ошибка г. Страхова.
- ↑ Всегдашній, понятно, по отношенію къ разбираемой статьѣ.
- ↑ Впрочемъ, и онъ отступалъ отъ своего правила, когда полемика заходила за предѣлы обычной литературной добросовѣстности.
просто бесцеремонную замену слов противника своими собственными (гл. IXI). Словом, так или иначе, но по всей статье сквозит один прием, одно неизменное стремление: запутать, затемнить дело в глазах читателя, лишить читателя возможности самому разобраться, составить себе ясное понятие о предмете спора. Не могу лучше характеризовать этот всегдашний прием, как следующим сравнением[1]. Различные существа прибегают к различным средствам защиты: лев защищается когтями, бык — рогами, зайца уносят его быстрые ноги, мышь прячется в нору, а каракатица — та мутит окружающую воду и под покровом мрака ускользает от врага. Вот этой именно тактике каракатицы неизменно желал подражать в своей статье г. Страхов, с тем только различием, что та, конечно, рада, когда ей удалось просто уйти от врага, а г. Страхов из своего мрака сыплет бранью на противника, а ничего не видящему перед собой читателю самодовольно кричит: разбил! победил! уничтожил!
Я выполнил намеченную задачу, представив подробный, пожалуй, чересчур подробный анализ статьи г. Страхова, доставив читателю возможность оценить ее по достоинству. Позволю себе в заключение одно последнее, чисто личное отступление. Бывают исключительные, высокие положения, когда человек может идти своим путем, не обращая внимания на раздающиеся вокруг него оскорбительные крики, на долетающие до него брызги грязи. В таком положении находился, наприм., Дарвин, всегда презиравший полемику[2]. Но этим правом могут неоспоримо пользоваться только Дарвины. Обыкновенный, рядовой ученый, к сожалению, вынужден добывать это право с бою; от него читающая публика может требовать знамения его правоты, доказательства несостоятельности его противника. Смею надеяться, что двукратным продолжительным молчанием я достаточно показал свое отвращение к подобной полемике, содержанием же своих вынужденных ответов доказал, что молчал не потому, что нечего было отвечать, а тем и другим завоевал себе право, самое драгоценное для ученого, с досадой считающего каждую минуту, потраченную на полемику, так мало имеющую общего с наукой, — право впредь молча проходить мимо таких произведений, как Всегдашняя ошибка г. Страхова.
