заголовокъ и заключительныя строки, закончить эту главу словами: «Повторимъ, вся сила дарвинизма — въ неопредѣленности посылокъ и въ неправильномъ обобщенія выводовъ; при точномъ анализѣ, при отчетливомъ вниканіи въ сложный ходъ предполагаемаго процесса, эта сила исчезаетъ безъ остатка».
Но гдѣ же хоть тѣнь доказательства этого смѣлаго заявленія? Гдѣ же «точный анализъ» или «отчетливое вниканіе»? Ихъ-то и забылъ сообщить читателямъ г. Страховъ.
Такимъ образомъ, въ концѣ главы г. Страховъ остается при своей точкѣ отправленія въ ея началѣ. Взявшись доказать, что всегдашняя ошибка дарвинизма заключается въ увлеченіи «общими неопредѣленными положеніями», онъ въ заключительныхъ словахъ просить повѣрить ему на слово (такъ какъ не привелъ тому доказательствъ), что «въ неопредѣленности посылокъ и неправильномъ обобщенія выводовъ» и заключается всегдашняя ошибка дарвинизма. Я полагаю, каждому гимназисту извѣстно, что такой пріемъ доказательства давно предусмотрѣнъ и называется petitio principii.
Да, жестоко мститъ за себя логика!
заголовок и заключительные строки, закончить эту главу словами: «Повторим, вся сила дарвинизма — в неопределенности посылок и в неправильном обобщения выводов; при точном анализе, при отчетливом вникании в сложный ход предполагаемого процесса, эта сила исчезает без остатка».
Но где же хоть тень доказательства этого смелого заявления? Где же «точный анализ» или «отчетливое вникание»? Их-то и забыл сообщить читателям г. Страхов.
Таким образом, в конце главы г. Страхов остается при своей точке отправления в её начале. Взявшись доказать, что всегдашняя ошибка дарвинизма заключается в увлечении «общими неопределенными положениями», он в заключительных словах просить поверить ему на слово (так как не привел тому доказательств), что «в неопределенности посылок и неправильном обобщения выводов» и заключается всегдашняя ошибка дарвинизма. Я полагаю, каждому гимназисту известно, что такой прием доказательства давно предусмотрен и называется petitio principii.
Да, жестоко мстит за себя логика!
Казалось бы, что въ предшествующей главѣ, судя по ея заголовку, задача г. Страхова исчерпана, но онъ вдругъ спохватывается и говорить; постойте, постойте, — забылъ еще одно обстоятельство, — и, какъ оказывается, обстоятельство не маловажное. Мы видѣли выше, что г. Страховъ не одобряетъ моего способа изложенія и очень гордится своимъ; у него все — «въ связи, въ порядкѣ и даже подъ цифрами». Цифры-то есть несомнѣнно и замысловатые заголовки совсѣмъ какъ въ старинныхъ романахъ (теперь и въ романахъ ихъ что-то не встрѣчается), но, воля ваша, порядокъ странный: постоянно возвращаться къ точкѣ отправленія, успокоить читателя, что доканалъ противника, совсѣмъ покончилъ съ нимъ, и опять начинать сначала. По счастью, на этотъ разъ, дѣло такъ просто, что терпѣнію читателя не грозитъ слишкомъ долгое испытаніе. Мы опять возвращаемся къ старой аргументаціи. Каждая вновь появившаяся измѣненная форма будетъ имѣть противъ себя бо́льшее число неизмѣненныхъ, слѣдовательно, по словамъ Данилевскаго, можетъ сохраниться въ борьбѣ только подъ условіемъ, чтобы превосходство было во столько разъ болѣе, во сколько меньше численность. Г. Страховъ называетъ это теоремой и усматриваетъ въ ней, повидимому, второе «истинное открытіе» Данилевскаго. Доказываетъ свою «теорему» Данилевскій, главнымъ образомъ, военными притчами, такъ какъ для всякаго очевидно, что десять солдатъ могутъ успѣшно дать отпоръ ста солдатамъ только въ такомъ случаѣ, если могутъ выпускать въ десять разъ болѣе зарядовъ. Но на это я отвѣчаю: «Уже изъ одного постояннаго сравненія съ арміями видно, что Данилев-
Казалось бы, что в предшествующей главе, судя по её заголовку, задача г. Страхова исчерпана, но он вдруг спохватывается и говорить; постойте, постойте, — забыл еще одно обстоятельство, — и, как оказывается, обстоятельство не маловажное. Мы видели выше, что г. Страхов не одобряет моего способа изложения и очень гордится своим; у него всё — «в связи, в порядке и даже под цифрами». Цифры-то есть несомненно и замысловатые заголовки совсем как в старинных романах (теперь и в романах их что-то не встречается), но, воля ваша, порядок странный: постоянно возвращаться к точке отправления, успокоить читателя, что доканал противника, совсем покончил с ним, и опять начинать сначала. По счастью, на этот раз, дело так просто, что терпению читателя не грозит слишком долгое испытание. Мы опять возвращаемся к старой аргументации. Каждая вновь появившаяся измененная форма будет иметь против себя большее число неизмененных, следовательно, по словам Данилевского, может сохраниться в борьбе только под условием, чтобы превосходство было во столько раз более, во сколько меньше численность. Г. Страхов называет это теоремой и усматривает в ней, по-видимому, второе «истинное открытие» Данилевского. Доказывает свою «теорему» Данилевский, главным образом, военными притчами, так как для всякого очевидно, что десять солдат могут успешно дать отпор ста солдатам только в таком случае, если могут выпускать в десять раз более зарядов. Но на это я отвечаю: «Уже из одного постоянного сравнения с армиями видно, что Данилев-
