Эта страница не была вычитана
117
ный, самый чистый свѣтъ. Вслѣдствіе втого, когда дневной свѣтъ встрѣчается съ токомъ зрительнаго свѣта, тогда онъ, соприкасаясь съ этимъ подобнымъ себѣ, такъ тѣсно соединяется съ нимъ, что оба отождествляются и такимъ путемъ образуютъ изъ себя одно единичное тѣло въ прямомъ направленіи глазъ какъ разъ тамъ, гдѣ свѣтъ истекающій из-внутри встрѣчается съ свѣтомъ, идущимъ отъ внѣшнихъ предметовъ[1]. Итакъ, когда это свѣтовое тѣло, испытываю-
- ↑ Легко понять, почему Платовъ на первомъ мѣстѣ ставитъ изъ всѣхъ органовъ глаза, изъ всѣхъ чувствъ -зрѣніе. Глазъ — это органъ, въ которомъ предстоитъ созерцанію души міръ Божій во всей красѣ своего величія, во всей премудрости своего устройства, а зрѣніе — это чувство, которымъ душа можетъ воспринимать эту красоту и эту премудрость, — чувство, болѣе всѣхъ другихъ служащее вращенію тождественнаго — разуму, философіи. Впрочемъ, это егть уже конечная причина глаза, зрѣнія, о которой у Платона рѣчь бу етъ ниже; здѣсь же онъ занимается причинами дѣйствующими физическими и даетъ свою физіологическую теорію зрѣнія. — Слово όφις въ этой теоріи обозначаетъ не глазъ, и не чувство зрѣнія и не дѣятельность смотрѣнія, а внутренній огонь или свѣтъ, который исходитъ изъ тѣла нашего сквозь глаза. Не глазъ, а этотъ именно свѣтъ здѣсь играетъ роль существеннаго условія зрѣнія. Ниже (р. 64) Платонъ говоритъ, что это όφις — это тѣло, внутренно сь нами соединенное, можно рѣзать, жечь, не испытывая ни малѣйшаго чувства боли, чего конечно онъ не могъ бы сказать о глазѣ. Въ другомъ же мѣстѣ (р. 68) говоритъ, что извѣстные цвѣта раздѣляютъ этотъ зрительный огонь — τήν όφιν внѣ глаза, между тѣмъ какъ другіе болѣе блестящіе раздѣляютъ его до самыхъ глазъ μέχρι των ομμάτων. Вся услуга глазъ состоитъ въ томъ, что они пропускаютъ сквозь себя наружу этотъ внутренній огонь, и весь секретъ зрѣнія состоитъ, по Платону, въ соединеніи этого внутренняго зрительнаго огня съ огнемъ нли свѣтомъ, идущимъ отъ внѣшнихъ предметовъ. Именно, когда мы смотримъ на предметы безъ всякаго посредства, то видимъ его потому, что внутренній огонь, выходящій чр^зъ глаза и огонь идущій отъ этого предмета, встрѣчаются на одной и той же прямой линіи, сталкиваются, соединяются и въ точкѣ соединенія образуютъ родъ нѣкоего тѣла, которое посредствомъ внѣшняго огня стоитъ въ связи с.ъ внѣшнимъ предметомъ, а посредствомъ внутренняго имѣетъ тѣсную связь съ душею. Но образъ соединенія этихъ двухъ огней въ одно тѣло бываетъ различенъ и обусловливается частію цвѣтами предметовъ, а часіію способомъ самого созерцанія Такова теорія зрѣнія Платона, извѣстная подъ именемъ πλατωνική αυναόγεια. Нынѣ, конечно, совсѣмъ иначе уже объясняютъ процессъ зрѣнія, но не всѣ одинаково.
Тот же текст в современной орфографии
ный, самый чистый свет. Вследствие втого, когда дневной свет встречается с током зрительного света, тогда он, соприкасаясь с этим подобным себе, так тесно соединяется с ним, что оба отождествляются и таким путем образуют из себя одно единичное тело в прямом направлении глаз как раз там, где свет истекающий из-внутри встречается с светом, идущим от внешних предметов[1]. Итак, когда это световое тело, испытываю-
- ↑ Легко понять, почему Платов на первом месте ставит из всех органов глаза, из всех чувств -зрение. Глаз — это орган, в котором предстоит созерцанию души мир Божий во всей красе своего величия, во всей премудрости своего устройства, а зрение — это чувство, которым душа может воспринимать эту красоту и эту премудрость, — чувство, более всех других служащее вращению тождественного — разуму, философии. Впрочем, это егть уже конечная причина глаза, зрения, о которой у Платона речь бу ет ниже; здесь же он занимается причинами действующими физическими и дает свою физиологическую теорию зрения. — Слово όφις в этой теории обозначает не глаз, и не чувство зрения и не деятельность смотрения, а внутренний огонь или свет, который исходит из тела нашего сквозь глаза. Не глаз, а этот именно свет здесь играет роль существенного условия зрения. Ниже (р. 64) Платон говорит, что это όφις — это тело, внутренне сь нами соединенное, можно резать, жечь, не испытывая ни малейшего чувства боли, чего конечно он не мог бы сказать о глазе. В другом же месте (р. 68) говорит, что известные цвета разделяют этот зрительный огонь — τήν όφιν вне глаза, между тем как другие более блестящие разделяют его до самых глаз μέχρι των ομμάτων. Вся услуга глаз состоит в том, что они пропускают сквозь себя наружу этот внутренний огонь, и весь секрет зрения состоит, по Платону, в соединении этого внутреннего зрительного огня с огнем нли светом, идущим от внешних предметов. Именно, когда мы смотрим на предметы без всякого посредства, то видим его потому, что внутренний огонь, выходящий чр^з глаза и огонь идущий от этого предмета, встречаются на одной и той же прямой линии, сталкиваются, соединяются и в точке соединения образуют род некоего тела, которое посредством внешнего огня стоит в связи с.ъ внешним предметом, а посредством внутреннего имеет тесную связь с душею. Но образ соединения этих двух огней в одно тело бывает различен и обусловливается частью цветами предметов, а часиию способом самого созерцания Такова теория зрения Платона, известная под именем πλατωνική αυναόγεια. Ныне, конечно, совсем иначе уже объясняют процесс зрения, но не все одинаково.
