отвергать, и они рѣшаются быть передъ собою не малодушными, а какъ можно дольше мужественными, то они, въ концѣ концовъ, удивительное дѣло, становятся сами передъ собою недовольными тѣмъ, что они говорятъ, и эго ихъ пресловутое ораторское искусство блекнетъ до того і что они оказываются не выше неразумныхъ дѣтей. Это мы, впрочемъ, какъ сказанное мимоходомъ, теперь оставимъ. Много напрашивается здѣсь мыслей, которыя, однако, отвлекли бы насъ отъ первоначальной бесѣды. Возвратимся, если угодно, къ прежнему".
— Мнѣ, Сократъ, было весьма пріятно это слышать, да и легче старику внимать такимъ рѣчамъ. Но если прикажешь, вернемся опять къ тому, о чемъ начали бесѣдовать.
"Мы остановились въ нашей бесѣдѣ вотъ на чемъ. Дѣйствительность, говорятъ намъ, только "носится" между ощущающимъ и ощущаемымъ, и "кажущееся" тому или другому и есть "дѣйствительность" для того, кому оно кажется. На этомъ всѣ, учащіе такъ, готовы настаивать всюду, а также не въ меньшей степени и въ вопросахъ о преступномъ или непреступномъ, полагая, что если община облечетъ въ законъ то, что ей "кажется“ непреступнымъ, то это "кажущееся" и есть непреступность до тѣхъ поръ, пока она держится своего постановленія. Не такъ мы будемъ разсуждать о благомъ и полезномъ. Чтобы то, что "кажется" общинѣ полезнымъ, и было для нея полезно, пока она держится своего представленія, — этого никто не осмѣлится утверждать, развѣ кто говоритъ одни слова; но говорить нимъ одни слова значило бы несерьезно относиться къ предмету няшей бесѣды, — такъ вѣдь?
— Такъ.
"Не на слова же мы должны обращать вниманіе, а на то дѣло, названіемъ котораго должны служить слова.
— Непремѣнно.
"И, конечно, община, когда постановляетъ законы, видитъ въ самомъ этомъ дѣлѣ предметъ своихъ стремленій и прилагаетъ свое крайнее пониманіе и умѣніе къ тому, чтобы ея
отвергать, и они решаются быть перед собою не малодушными, а как можно дольше мужественными, то они, в конце концов, удивительное дело, становятся сами перед собою недовольными тем, что они говорят, и эго их пресловутое ораторское искусство блекнет до того і что они оказываются не выше неразумных детей. Это мы, впрочем, как сказанное мимоходом, теперь оставим. Много напрашивается здесь мыслей, которые, однако, отвлекли бы нас от первоначальной беседы. Возвратимся, если угодно, к прежнему".
— Мне, Сократ, было весьма приятно это слышать, да и легче старику внимать таким речам. Но если прикажешь, вернемся опять к тому, о чём начали беседовать.
"Мы остановились в нашей беседе вот на чём. Действительность, говорят нам, только "носится" между ощущающим и ощущаемым, и "кажущееся" тому или другому и есть "действительность" для того, кому оно кажется. На этом все, учащие так, готовы настаивать всюду, а также не в меньшей степени и в вопросах о преступном или непреступном, полагая, что если община облечет в закон то, что ей "кажется“ непреступным, то это "кажущееся" и есть непреступность до тех пор, пока она держится своего постановления. Не так мы будем рассуждать о благом и полезном. Чтобы то, что "кажется" общине полезным, и было для неё полезно, пока она держится своего представления, — этого никто не осмелится утверждать, разве кто говорит одни слова; но говорить ним одни слова значило бы несерьезно относиться к предмету няшей беседы, — так ведь?
— Так.
"Не на слова же мы должны обращать внимание, а на то дело, названием которого должны служить слова.
— Непременно.
"И, конечно, община, когда постановляет законы, видит в самом этом деле предмет своих стремлений и прилагает свое крайнее понимание и умение к тому, чтобы её
