шенію къ вину — "дѣлающуюся" и "наполняющую" его горечь, причемъ самое вино оба эти фактора произведутъ уже не горечью, а горькимъ, а меня не ощущеніемъ горечи, а ощущающимъ горечь?"
— Непремѣнно такъ.
"И за всѣмъ тѣмъ я (ощущающій горечь, а не сладость) не самъ по себѣ дѣлаюсь другимъ (чѣмъ былъ прежде), такъ какъ отъ другого предмета (именно отъ вина) происходитъ мое другое ощуіценіё (не будь вина, я бы горечи не ощущалъ), и, такимъ образомъ, собственно посторонній предметъ дѣлаетъ ощущающаго другимъ. Съ другой стороны, вино (которое заставило меня ощущать горечь), зародившее только при встрѣчѣ съ другимъ предметомъ (съ моимъ языкомъ) ту же горечь, тоже не по себѣ дѣлается горькимъ, а только посторонній предметъ, отъ котораго зародилось въ немъ другое противъ прежняго качество, сдѣлалъ его другимъ.
— Это такъ.
"И ни я по себѣ не есть ощущающій горечь (а по отношенію къ вину), ни вино по себѣ не есть горькое (а для меня)."
— Такъ.
"Выходитъ, что я, дѣлаясь ощущающимъ, дѣлаюсь такимъ по отношенію къ чему-нибудь, и вообще, дѣлаться ощущающимъ, не имѣя предмета, который ощущаешь, невозможно. Также и вино, дѣлаясь сладкимъ, горькимъ и т. д., дѣлается такимъ для кого-нибудь; и вообще, дѣлается сладкимъ безъ лица, для котораго было бы что-нибудь сладко, невозможно."
— Справедливо.
"А намъ съ тобою, Ѳеэтитъ, остается уже другъ для друга или "быть," если мы "есть", или "дѣлаться", если мы "дѣлаемся;" ибо послѣдовательность требуетъ, чтобы и мы съ тобою "были"[1] для кого-нибудь, а такъ какъ не приходится
- ↑ Сильно вовлекъ Сократъ Ѳеэтита во всю фразеологію, выработавшуюся въ продолженіе всей бесѣды о бѣломъ цвѣтѣ и т. п, такъ что Ѳеэтитъ и не замѣчаетъ той ироніи, которая скрывается подъ примѣненіемъ этой фразеологіи къ самому "существованію" человѣка.
шению к вину — "делающуюся" и "наполняющую" его горечь, причем самое вино оба эти фактора произведут уже не горечью, а горьким, а меня не ощущением горечи, а ощущающим горечь?"
— Непременно так.
"И за всем тем я (ощущающий горечь, а не сладость) не сам по себе делаюсь другим (чем был прежде), так как от другого предмета (именно от вина) происходит мое другое ощуицениё (не будь вина, я бы горечи не ощущал), и, таким образом, собственно посторонний предмет делает ощущающего другим. С другой стороны, вино (которое заставило меня ощущать горечь), зародившее только при встрече с другим предметом (с моим языком) ту же горечь, тоже не по себе делается горьким, а только посторонний предмет, от которого зародилось в нём другое против прежнего качество, сделал его другим.
— Это так.
"И ни я по себе не есть ощущающий горечь (а по отношению к вину), ни вино по себе не есть горькое (а для меня)."
— Так.
"Выходит, что я, делаясь ощущающим, делаюсь таким по отношению к чему-нибудь, и вообще, делаться ощущающим, не имея предмета, который ощущаешь, невозможно. Также и вино, делаясь сладким, горьким и т. д., делается таким для кого-нибудь; и вообще, делается сладким без лица, для которого было бы что-нибудь сладко, невозможно."
— Справедливо.
"А нам с тобою, Феэтит, остается уже друг для друга или "быть," если мы "есть", или "делаться", если мы "делаемся;" ибо последовательность требует, чтобы и мы с тобою "были"[1] для кого-нибудь, а так как не приходится
- ↑ Сильно вовлек Сократ Феэтита во всю фразеологию, выработавшуюся в продолжение всей беседы о белом цвете и т. п, так что Феэтит и не замечает той иронии, которая скрывается под применением этой фразеологии к самому "существованию" человека.
