Къ тому способствуетъ ему весна и Флора,
А паче Граціи и съ ними Терпсихора.
15 И какъ въ очахъ огонь любовный заблисталъ,
Пастушки своея Акантъ чужаться сталъ.
На всѣ онъ спросы ей печально отвѣчаетъ:
Вседневно ето въ немъ пастушка примѣчаетъ,
И послѣ на нево сердиться начала.
20 Какую я тебѣ причину подала,
И чѣмъ передъ тобой я нынѣ провинилась,
Что вся твоя душа ко мнѣ перемѣнилась?
Несмѣлый ей Акантъ то таинство таитъ.
Нѣтъ, нѣтъ, скажи, она упорно въ томъ стоитъ,
25 Коль я тебѣ скажу; такъ будешь ли безспорна,
Колико ты теперь во спросѣ семъ упорна?
Не то ли? нѣкогда, не помню въ день какой,
Собачку я твою ударила рукой
Какъ бросяся она ягненка испугала?
30 Вить етимъ я тебя Акантъ не обругала.
Могло ль бы то смутить досадою меня,
И сталъ ли бъ отъ того крушиться я стеня!
Или что зяблицу твою взяла во клѣткѣ,
Которая была повѣшена на вѣткѣ?
35 Владѣй ты зяблицей: и то прощаю я;
На что и клѣтка мнѣ и зяблица моя?
Внимай ты таинство; да толко не сердися:
А паче и того, внимай и не зардися.
Молчи! ты хочешь мнѣ сказати о любви.
40 Тобой пылаетъ огнь во всей моей крови.
Не кажетъ пастуху за ето гнѣвна вида,
Хотя и прочь пошла вздохнувша Меланида.
Тихъ вѣчеръ наступилъ, вѣчерняя заря,
Багрила небеса надъ рощами горя;
45 Лучи пылающа свѣтила не сіяли,
И овцы вшедшія въ загоны не блѣяли:
К тому способствует ему весна и Флора,
А паче Грации и с ними Терпсихора.
15 И как в очах огонь любовный заблистал,
Пастушки своея Акант чужаться стал.
На все он спросы ей печально отвечает:
Вседневно ето в нём пастушка примечает,
И после на нево сердиться начала.
20 Какую я тебе причину подала,
И чем перед тобой я ныне провинилась,
Что вся твоя душа ко мне переменилась?
Несмелый ей Акант то таинство таит.
Нет, нет, скажи, она упорно в том стоит,
25 Коль я тебе скажу; так будешь ли бесспорна,
Колико ты теперь во спросе сем упорна?
Не то ли? некогда, не помню в день какой,
Собачку я твою ударила рукой
Как бросяся она ягненка испугала?
30 Вить етим я тебя Акант не обругала.
Могло ль бы то смутить досадою меня,
И стал ли б оттого крушиться я стеня!
Или что зяблицу твою взяла во клетке,
Которая была повешена на ветке?
35 Владей ты зяблицей: и то прощаю я;
На что и клетка мне и зяблица моя?
Внимай ты таинство; да толко не сердися:
А паче и того, внимай и не зардися.
Молчи! ты хочешь мне сказати о любви.
40 Тобой пылает огнь во всей моей крови.
Не кажет пастуху за ето гневна вида,
Хотя и прочь пошла вздохнувша Меланида.
Тих вечер наступил, вечерняя заря,
Багрила небеса над рощами горя;
45 Лучи пылающа светила не сияли,
И овцы вшедшие в загоны не блеяли:
