порывахъ баса, выводившаго «Исаіе ликуй,» вокругъ аналоя. Щербацкій и Чириковъ, поддерживавшіе вѣнцы, путаясь въ шлейфѣ невѣсты, тоже улыбаясь и радуясь чему-то, то отставали, то натыкались на вѣнчаемыхъ при остановкахъ священника. Искра радости, зажегшаяся въ Кити, казалось, сообщилась всѣмъ бывшимъ въ церкви. Левину казалось, что и священнику и дьякону такъ же, какъ и ему, хотѣлось улыбаться.
Снявъ вѣнцы съ головъ ихъ, священникъ прочелъ послѣднюю молитву и поздравилъ молодыхъ. Левинъ взглянулъ на Кити, и никогда онъ не видалъ ея до сихъ поръ такою. Она была прелестна тѣмъ новымъ сіяніемъ счастія, которое было на ея лицѣ. Левину хотѣлось сказать ей что-нибудь, но онъ не зналъ, кончилось ли. Священникъ вывелъ его изъ затрудненія. Онъ улыбнулся своимъ добрымъ ртомъ, и тихо сказалъ: «поцѣлуйте жену, и вы поцѣлуйте мужа» и взялъ у нихъ изъ рукъ свѣчи.
Левинъ поцѣловалъ съ осторожностью ея улыбавшіяся губы, подалъ ей руку и, ощущая новую странную близость, пошелъ изъ церкви. Онъ не вѣрилъ, не могъ вѣрить, что это была правда. Только когда встрѣчались ихъ удивленные и робкіе взгляды, онъ вѣрилъ этому, потому-что чувствовалъ, что они уже были одно.
Послѣ ужина, въ ту же ночь, молодые уѣхали въ деревню.
Вронскій съ Анною три мѣсяца уже путешествовали вмѣстѣ по Европѣ. Они объѣздили Венецію, Римъ, Неаполь, и только-что пріѣхали въ небольшой италіянскій городъ, гдѣ хотѣли поселиться на нѣкоторое время.
Красавецъ оберъ-кельнеръ, съ начинавшимся отъ шеи
