для нихъ самихъ звучавшихъ отвѣтовъ, началась новая служба. Кити слушала слова молитвы, желая понять ихъ смыслъ, но не могла. Чувство торжества и свѣтлой радости по мѣрѣ совершенія обряда все больше и больше переполняло ея душу и лишало ее возможности вниманія.
Молились «еже податися имъ цѣломудрію, и плоду чрева на пользу, о еже возвеселитися имъ видѣніемъ сыновъ и дщерей.» Упоминалось о томъ, что Богъ сотворилъ жену изъ ребра Адама, и «сего ради оставитъ человѣкъ отца и матерь, и прилѣпится къ женѣ, будетъ два въ плоть едину,» и что «тайна сія велика есть;» просили, чтобы Богъ далъ имъ плодородіе и благословеніе, какъ Исааку и Ревеккѣ, Іосифу, Моисею и Сепфорѣ, и чтобъ они видѣли сыны сыновъ своихъ. «Все это было прекрасно,» думала Кити, слушая эти слова — «все это и не можетъ быть иначе,» и улыбка радости, сообщавшаяся невольно всѣмъ смотрѣвшимъ на нее, сіяла на ея просвѣтлѣвшемъ лицѣ.
— Надѣньте совсѣмъ! — послышались совѣты, когда священникъ надѣлъ на нихъ вѣнцы, и Щербацкій, дрожа рукою въ трехпуговочной перчаткѣ, держалъ высоко вѣнецъ надъ ея головой.
— Надѣньте! — прошептала она, улыбаясь.
Левинъ оглянулся на нее и былъ пораженъ тѣмъ радостнымъ сіяніемъ, которое было на ея лицѣ; и чувство это невольно сообщилось ему. Ему стало такъ же, какъ и ей, свѣтло и весело.
Имъ весело было слушать чтеніе посланія апостольскаго и раскатъ голоса протодьякона при послѣднемъ стихѣ, ожидаемый съ такимъ нетерпѣніемъ постороннею публикой. Весело было пить изъ плоской чаши теплое красное вино съ водой, и стало еще веселѣе, когда священникъ, откинувъ ризу и взявъ ихъ обѣ руки въ свою, повелъ ихъ при
