дическихъ скиѳовъ, — кто изъ нихъ пріобрѣлъ бы домъ Пулитіона, тотъ показался бы не богаче нашего Лукавитта. C. И такъ, явно, что не все это деньги, если нѣкоторые, владѣя ими, нисколько не кажутся оттого богаче: у каждаго изъ тѣхъ народовъ есть, конечно, свои деньги, примолвилъ я, и есть люди, богатые этими деньгами; но у другихъ нѣтъ ни такихъ денегъ, ни богачей въ этомъ родѣ, — подобно тому, какъ похвальное и постыдное у всѣхъ не то же самое, но у иныхъ иное. Поэтому, если захотимъ мы изслѣдовать, D. почему для скиѳовъ домы — не имѣніе, а для насъ имѣніе, для карѳагенянъ кожа — деньги, а для насъ — нѣтъ, для лакедемонянъ желѣзо — деньги, а для насъ — нѣтъ; то не скорѣе ли этимъ способомъ опредѣлимъ значеніе богатства? Пусть бы, напримѣръ, кто нибудь въ Аѳинахъ пріобрѣлъ на вѣсъ тысячи талантовъ этихъ камней, лежащихъ на площади и нами не употребляемыхъ: сдѣлался ли бы онъ E. отъ этого богаче? — Мнѣ не представляется. — А кто пріобрѣлъ бы тысячи талантовъ лихнита, — мы назвали бы его очень богатымъ? — Конечно. — Потому ли, спросилъ я, что этотъ камень полезенъ намъ, а тотъ безполезенъ? — Да. — Вѣдь и у скиѳовъ поэтому именно домы не имущество, что въ домѣ они не имѣютъ надобности, и ни одинъ скиѳъ не пожелаетъ себѣ дома болѣе красиваго, чѣмъ косматая его кожа, потому что эта полезна ему, а тотъ безполезенъ. По тому же самому и мы карѳагенской монеты не почитаемъ деньгами, что не можемъ достать за нее ничего, въ чемъ имѣемъ нужду, какъ достаемъ за серебро; и оттого карѳагенскую монету считаемъ для себя негодною. — Естественно. — Стало быть, что полезно намъ, то̀ — деньги, а что безполезно, то̀ — не деньги. — Какъ же это такъ, Сократъ? 401. подхватилъ Эриксіасъ: — развѣ не въ обычаѣ между нами собесѣдованіе, дѣланіе вреда и многое подобное? Ужели же это будутъ деньги? а между тѣмъ такія дѣла представляются полезными.
Такъ и этимъ способомъ не удалось намъ открыть, что̀ та-
дических скифов, — кто из них приобрел бы дом Пулитиона, тот показался бы не богаче нашего Лукавитта. C. Итак, явно, что не всё это деньги, если некоторые, владея ими, нисколько не кажутся оттого богаче: у каждого из тех народов есть, конечно, свои деньги, примолвил я, и есть люди, богатые этими деньгами; но у других нет ни таких денег, ни богачей в этом роде, — подобно тому, как похвальное и постыдное у всех не то же самое, но у иных иное. Поэтому, если захотим мы исследовать, D. почему для скифов домы — не имение, а для нас имение, для карфагенян кожа — деньги, а для нас — нет, для лакедемонян железо — деньги, а для нас — нет; то не скорее ли этим способом определим значение богатства? Пусть бы, например, кто-нибудь в Афинах приобрел на вес тысячи талантов этих камней, лежащих на площади и нами не употребляемых: сделался ли бы он E. от этого богаче? — Мне не представляется. — А кто приобрел бы тысячи талантов лихнита, — мы назвали бы его очень богатым? — Конечно. — Потому ли, спросил я, что этот камень полезен нам, а тот бесполезен? — Да. — Ведь и у скифов поэтому именно домы не имущество, что в доме они не имеют надобности, и ни один скиф не пожелает себе дома более красивого, чем косматая его кожа, потому что эта полезна ему, а тот бесполезен. По тому же самому и мы карфагенской монеты не почитаем деньгами, что не можем достать за нее ничего, в чём имеем нужду, как достаем за серебро; и оттого карфагенскую монету считаем для себя негодною. — Естественно. — Стало быть, что полезно нам, то̀ — деньги, а что бесполезно, то̀ — не деньги. — Как же это так, Сократ? 401. подхватил Эриксиас: — разве не в обычае между нами собеседование, делание вреда и многое подобное? Ужели же это будут деньги? а между тем такие дела представляются полезными.
Так и этим способом не удалось нам открыть, что̀ та-
