Страница:Сочинения Платона (Платон, Карпов). Том 6, 1879.pdf/568

Эта страница была вычитана
563
ЭРИКСІАСЪ.

ко не невѣждою, но даже мудрецомъ относительно предметовъ величайшей важности, ты отъ этого нисколько не богаче. — Ты, можетъ быть, думаешь, Эриксіасъ, примолвилъ я, что положенія, входящія въ настоящій нашъ разговоръ, высказываются шуточно: а это (по твоему) пріемъ B. недобросовѣстный; это похоже на игру въ марки, передвигая которыя, игрокъ можетъ одолѣвать своихъ противниковъ такъ, что послѣдніе не въ состояніи будутъ противодѣйствовать ему своими движеніями. Можетъ быть, и о богатыхъ думаешь ты, что на дѣлѣ это все далеко не такъ; разсужденія же о нихъ, подобныя нашимъ, — не болѣе справедливы, какъ и ложны: развивая ихъ, человѣкъ можетъ, правда, одолѣть своихъ противниковъ, и доказать, что самые мудрые суть самые богатые; но въ сущности этотъ будетъ утверждать ложь, а тѣ — истину. Да тутъ и удивляться нечему: это все C. равно, какъ если бы два человѣка разговаривали о буквахъ, и одинъ утверждалъ, что имя Сократа начинается сигмою (Σ), а другой — что альфою (Α); положимъ, рѣчь того, который защищаетъ альфу, вышла бы и сильнѣе; — но защищающій сигму тѣмъ не менѣе правъ. — Послѣ сего Эриксіасъ, улыбаясь и краснѣя, окинулъ взоромъ присутствующихъ и, точно будто и не былъ при прежнемъ разговорѣ, сказалъ: Я думалъ, Сократъ, наши разсужденія будутъ не такого рода, чтобъ ими нельзя было ни убѣдить присутствующихъ, D. ни принести кому нибудь пользу; — ибо какой человѣкъ съ умомъ повѣритъ, что самые мудрые суть самые богатые? Мнѣ скорѣе казалось, что если ужъ рѣчь зашла у насъ о богатствѣ, то, надобно разсмотрѣть, откуда богатѣть похвально и откуда — постыдно, и что такое самое богатство, — добро оно, или зло. — Пускай такъ, примолвилъ я: впередъ мы будемъ осторожны; — ты хорошо дѣлаешь, что E. располагаешь къ этому. Но, заводя рѣчь объ этомъ, почему же самъ ты не берешься сказать, хорошимъ ли дѣломъ кажется тебѣ богатѣть, или худымъ, — если прежнія-то наши разсужденія, по твоему мнѣнію, были не о томъ же самомъ? —

Тот же текст в современной орфографии

ко не невеждою, но даже мудрецом относительно предметов величайшей важности, ты от этого нисколько не богаче. — Ты, может быть, думаешь, Эриксиас, примолвил я, что положения, входящие в настоящий наш разговор, высказываются шуточно: а это (по-твоему) прием B. недобросовестный; это похоже на игру в марки, передвигая которые, игрок может одолевать своих противников так, что последние не в состоянии будут противодействовать ему своими движениями. Может быть, и о богатых думаешь ты, что на деле это всё далеко не так; рассуждения же о них, подобные нашим, — не более справедливы, как и ложны: развивая их, человек может, правда, одолеть своих противников, и доказать, что самые мудрые суть самые богатые; но в сущности этот будет утверждать ложь, а те — истину. Да тут и удивляться нечему: это всё C. равно, как если бы два человека разговаривали о буквах, и один утверждал, что имя Сократа начинается сигмою (Σ), а другой — что альфою (Α); положим, речь того, который защищает альфу, вышла бы и сильнее; — но защищающий сигму тем не менее прав. — После сего Эриксиас, улыбаясь и краснея, окинул взором присутствующих и, точно будто и не был при прежнем разговоре, сказал: Я думал, Сократ, наши рассуждения будут не такого рода, чтоб ими нельзя было ни убедить присутствующих, D. ни принести кому-нибудь пользу; — ибо какой человек с умом поверит, что самые мудрые суть самые богатые? Мне скорее казалось, что если уж речь зашла у нас о богатстве, то, надобно рассмотреть, откуда богатеть похвально и откуда — постыдно, и что такое самое богатство, — добро оно, или зло. — Пускай так, примолвил я: вперед мы будем осторожны; — ты хорошо делаешь, что E. располагаешь к этому. Но, заводя речь об этом, почему же сам ты не берешься сказать, хорошим ли делом кажется тебе богатеть, или худым, — если прежние-то наши рассуждения, по твоему мнению, были не о том же самом? —