Подлинность «Критіаса» была въ послѣднее время заподозрѣна. Іосифъ Зохеръ (De scriptis Platonis p. 369 sqq.) всю эту книгу отнялъ у Платона и приписалъ ее какому-то другому, неизвѣстному автору, который будто бы хотѣлъ пополнить и закончить ею разсказъ, предложенный въ «Тимеѣ». Этотъ остроумный критикъ утверждаетъ, что въ «Критіасѣ» не замѣтно и тѣни божественнаго генія Платона: здѣсь все сводится къ ничтожнымъ описаніямъ времени и мѣста, и нѣтъ даже намека на то, что предметъ можетъ быть затронутъ со стороны болѣе существенной. По его мнѣнію, съ сочиненія столь безсодержательнаго и бездарнаго надо, по справедливости, снять имя Платона. Признаемся, мнѣніе этого ученаго и намъ на первый взглядъ показалось основательнымъ. Но чѣмъ долѣе и пристальнѣе всматривались мы въ «Критіаса», тѣмъ болѣе убѣждаемся, что въ этомъ діалогѣ нѣтъ въ сущности ничего недостойнаго Платона. Возьмемъ, во первыхъ, хотя бы языкъ: правда, время очень обезобразило его и вызываетъ насъ на множество поправокъ и догадокъ; однако въ немъ все-таки нѣтъ ничего такого, что вовсе чуждо было бы или вѣку Платона, или рѣчи и образу выраженій самого философа. Одна уже эта черта довольно сильно говоритъ за подлинность и авторитетъ книги. Въ самомъ дѣлѣ, кто не замѣтилъ бы здѣсь хоть небольшихъ, но несомнѣнныхъ слѣдовъ обмана, если бы это сочиненіе было написано какимъ нибудь другимъ писателемъ? Но кромѣ того, особенности ума и характера какъ самого Критіаса, такъ и прочихъ лицъ бесѣдующаго общества обрисовываются тутъ такъ искусно, что и въ этой чертѣ изложенія легко узнаешь художественный талантъ Платона и поневолѣ усумнишься, могъ ли бы какой нибудь писатель позднѣйшаго времени такъ удачно поддѣлаться подъ него. Далѣе, состояніе древнихъ аѳинянъ описывается сообразно съ поставленной собесѣдниками задачей и съ совершеннымъ примѣненіемъ къ намѣренію самого Платона (Tim. p. 26 C. D) — доказать близкое по-
Подлинность «Критиаса» была в последнее время заподозрена. Иосиф Зохер (De scriptis Platonis p. 369 sqq.) всю эту книгу отнял у Платона и приписал ее какому-то другому, неизвестному автору, который будто бы хотел пополнить и закончить ею рассказ, предложенный в «Тимее». Этот остроумный критик утверждает, что в «Критиасе» не заметно и тени божественного гения Платона: здесь всё сводится к ничтожным описаниям времени и места, и нет даже намека на то, что предмет может быть затронут со стороны более существенной. По его мнению, с сочинения столь бессодержательного и бездарного надо, по справедливости, снять имя Платона. Признаемся, мнение этого ученого и нам на первый взгляд показалось основательным. Но чем долее и пристальнее всматривались мы в «Критиаса», тем более убеждаемся, что в этом диалоге нет в сущности ничего недостойного Платона. Возьмем, во-первых, хотя бы язык: правда, время очень обезобразило его и вызывает нас на множество поправок и догадок; однако в нём всё-таки нет ничего такого, что вовсе чуждо было бы или веку Платона, или речи и образу выражений самого философа. Одна уже эта черта довольно сильно говорит за подлинность и авторитет книги. В самом деле, кто не заметил бы здесь хоть небольших, но несомненных следов обмана, если бы это сочинение было написано каким-нибудь другим писателем? Но кроме того, особенности ума и характера как самого Критиаса, так и прочих лиц беседующего общества обрисовываются тут так искусно, что и в этой черте изложения легко узнаешь художественный талант Платона и поневоле усомнишься, мог ли бы какой-нибудь писатель позднейшего времени так удачно подделаться под него. Далее, состояние древних афинян описывается сообразно с поставленной собеседниками задачей и с совершенным применением к намерению самого Платона (Tim. p. 26 C. D) — доказать близкое по-
