конечно, не могла избѣжать злыхъ укоризнъ, и онъ долженъ былъ защищаться противъ незаслуженной клеветы. И что отвѣчалъ онъ на это? Именно то, что̀ отвѣчать прилично было душѣ высокой и благородной: онъ оправдывался такъ, что, по видимому, защищалъ не столько свои намѣренія, сколько дѣло мудрости и добродѣтели. Этого еще мало: побывавъ въ Италіи, онъ узналъ относящіяся къ этому дѣлу мнѣнія пиѳагорейцевъ и, нашедши ихъ прекрасными, такими, какія давно лелѣялъ самъ, вознамѣрился обосновать ихъ, утвердить, въ чемъ нужно развить, и смѣло приступилъ къ рѣшенію вопроса, вызваннаго обстоятельствами времени. Такъ думаетъ и Германъ (Hist. Philos. Plat. 1, p. 60 sqq.) И такъ, Платонъ своимъ гражданамъ, которыхъ по временамъ наставлялъ въ Менонѣ, Горгіасѣ, Протагорѣ и другихъ книгахъ, показываетъ теперь, какъ должна быть цѣнима такъ называемая добродѣтель политическая, и начертываетъ имъ образъ совершеннѣйшаго правителя общества; а вмѣстѣ обличаетъ и тѣхъ, которые съ безразсуднымъ хвастовствомъ обнаруживаютъ передъ другими притязанія на славу обладанія политическимъ благоразуміемъ, тогда какъ стоятъ настолько ниже наилучшаго и совершеннаго правителя государства, что должны быть почитаемы не чѣмъ другимъ, какъ пустыми и безтолковыми его подражателями. Потомъ излагаетъ онъ и въ ясномъ свѣтѣ представляетъ тѣ формы правленія, которыми пользовалась тогдашняя Греція, показывая худыя стороны каждой изъ нихъ и то, какъ далеки онѣ отъ истинно хорошей политической формы, которая, какъ бы изъ источника или начала, проистекаетъ изъ исполненной истинною мудростію души царя, и не шатается отъ неопредѣленныхъ мнѣній. Это и подобное этому, что̀ излагается въ Политикѣ, весьма кстати падало на то время, когда, избѣгая дѣлъ гражданскихъ, Платонъ удалился какъ бы въ безопасную пристань философіи и рѣшился вести жизнь совершенно независимую, чтобы философскими своими изслѣдованіями приносить отечеству возможную пользу.
конечно, не могла избежать злых укоризн, и он должен был защищаться против незаслуженной клеветы. И что отвечал он на это? Именно то, что̀ отвечать прилично было душе высокой и благородной: он оправдывался так, что, по-видимому, защищал не столько свои намерения, сколько дело мудрости и добродетели. Этого еще мало: побывав в Италии, он узнал относящиеся к этому делу мнения пифагорейцев и, нашедши их прекрасными, такими, какие давно лелеял сам, вознамерился обосновать их, утвердить, в чём нужно развить, и смело приступил к решению вопроса, вызванного обстоятельствами времени. Так думает и Герман (Hist. Philos. Plat. 1, p. 60 sqq.) Итак, Платон своим гражданам, которых по временам наставлял в Меноне, Горгиасе, Протагоре и других книгах, показывает теперь, как должна быть ценима так называемая добродетель политическая, и начертывает им образ совершеннейшего правителя общества; а вместе обличает и тех, которые с безрассудным хвастовством обнаруживают перед другими притязания на славу обладания политическим благоразумием, тогда как стоят настолько ниже наилучшего и совершенного правителя государства, что должны быть почитаемы не чем другим, как пустыми и бестолковыми его подражателями. Потом излагает он и в ясном свете представляет те формы правления, которыми пользовалась тогдашняя Греция, показывая худые стороны каждой из них и то, как далеки они от истинно хорошей политической формы, которая, как бы из источника или начала, проистекает из исполненной истинною мудростию души царя, и не шатается от неопределенных мнений. Это и подобное этому, что̀ излагается в Политике, весьма кстати падало на то время, когда, избегая дел гражданских, Платон удалился как бы в безопасную пристань философии и решился вести жизнь совершенно независимую, чтобы философскими своими исследованиями приносить отечеству возможную пользу.
