Мы въ общемъ очеркѣ показали содержаніе Платонова Политика. Вмѣстѣ съ этимъ обозначилась, съ одной стороны, важность входящихъ въ него вопросовъ, съ другой — величайшая трудность объяснить и истолковать ихъ. На какую часть этого діалога ни взглянемъ, не найдемъ ни одной, которая не представляла бы чего нибудь сомнительнаго. Для чего нуженъ былъ здѣсь тотъ особенный родъ рѣчи, тянущійся почти чрезъ все сочиненіе, въ которомъ не видишь ничего, кромѣ мелочныхъ и изысканныхъ дѣленій родовъ на виды, и который, въ сравненіи съ легкою и изящною рѣчью Платонова Сократа, кажется порожденіемъ какой-то дикой діалектики? Къ чему этотъ длинный разсказъ о разныхъ періодахъ міра, который и въ себѣ самомъ заключаетъ нѣчто для изъясненія трудное, да мало, по видимому, имѣетъ связи и съ общимъ содержаніемъ разсужденія? Что надобно думать о предметѣ и цѣли всего сочиненія? Что сказать объ изложеніи частей его и связи ихъ? Какое имѣетъ онъ отношеніе къ прочимъ сочиненіямъ Платона? Изъ какихъ источниковъ могъ почерпнуть Платонъ то, что̀ отличается у него здѣсь нѣкоторыми особенностями? — Все это и многое другое представляетъ намъ не мало сторонъ темныхъ, и требуетъ не поверхностнаго объясненія, чтобы разсматриваемая книга могла быть понята съ достаточною ясностію. Имѣя это въ виду, мы считаемъ нужнымъ прежде всего обратить вниманіе на время, въ которое долженствовалъ быть написанъ и изданъ Платоновъ Политикъ. Такъ какъ извѣстно, что Платонъ, во всѣхъ почти сочиненіяхъ, ставилъ свои изслѣдованія въ связь съ обстоятельствами ближайшаго времени, такъ что, по требованію этихъ обстоятельствъ, подбиралъ и собесѣдниковъ, и содержаніе, и форму, и разныя подробности бесѣды; то и на изложеніи Политика, вѣроятно, такъ близко отразилось время, въ которое онъ писалъ его, что, не принявъ въ соображеніе этого обстоятельства, мы, конечно, не поняли бы какъ слѣдуетъ разсматриваемаго теперь діалога. И такъ, что же можно сказать вѣрнаго въ этомъ отношеніи?
Мы в общем очерке показали содержание Платонова Политика. Вместе с этим обозначилась, с одной стороны, важность входящих в него вопросов, с другой — величайшая трудность объяснить и истолковать их. На какую часть этого диалога ни взглянем, не найдем ни одной, которая не представляла бы чего-нибудь сомнительного. Для чего нужен был здесь тот особенный род речи, тянущийся почти чрез всё сочинение, в котором не видишь ничего, кроме мелочных и изысканных делений родов на виды, и который, в сравнении с легкою и изящною речью Платонова Сократа, кажется порождением какой-то дикой диалектики? К чему этот длинный рассказ о разных периодах мира, который и в себе самом заключает нечто для изъяснения трудное, да мало, по-видимому, имеет связи и с общим содержанием рассуждения? Что надобно думать о предмете и цели всего сочинения? Что сказать об изложении частей его и связи их? Какое имеет он отношение к прочим сочинениям Платона? Из каких источников мог почерпнуть Платон то, что̀ отличается у него здесь некоторыми особенностями? — Всё это и многое другое представляет нам не мало сторон темных, и требует не поверхностного объяснения, чтобы рассматриваемая книга могла быть понята с достаточною ясностью. Имея это в виду, мы считаем нужным прежде всего обратить внимание на время, в которое долженствовал быть написан и издан Платонов Политик. Так как известно, что Платон, во всех почти сочинениях, ставил свои исследования в связь с обстоятельствами ближайшего времени, так что, по требованию этих обстоятельств, подбирал и собеседников, и содержание, и форму, и разные подробности беседы; то и на изложении Политика, вероятно, так близко отразилось время, в которое он писал его, что, не приняв в соображение этого обстоятельства, мы, конечно, не поняли бы как следует рассматриваемого теперь диалога. Итак, что же можно сказать верного в этом отношении?
