того или другаго. Между тѣмъ эта непрестанная смѣна стихій предполагаетъ бытіе нѣкотораго особаго начала, изъ котораго происходятъ и онѣ сами, и все, что называется у насъ теплымъ, холоднымъ, бѣлымъ, чернымъ и т. п. Начало это по своей природѣ должно быть воспріимчиво ко всякому качеству и всякой формѣ, но само не представлять ничего подобнаго, потому что ни одного качества не удерживаетъ при себѣ постоянно. Что̀ имѣетъ своимъ назначеніемъ воспринимать въ себѣ всѣ виды, само, очевидно, должно быть чуждо всѣхъ формъ. — И такъ, есть три рода вещей: есть, во первыхъ, то, что̀ бываетъ; во вторыхъ, то, въ чемъ бываетъ что либо; и, наконецъ, образецъ, по подобію котораго все слагается. Послѣднее можно назвать отцомъ, второе — матерью, а первое — нѣкоторымъ плодомъ. Изъ всего этого слѣдуетъ, что матерія, которая все принимаетъ въ себя, не можетъ быть отнесена ни къ какому роду рожденныхъ вещей, такъ что не есть ни вода, ни земля, ни воздухъ, ни огонь; чуждая всякой формы и безконечная, она даже не подлежитъ и зрѣнію. Но она имѣетъ ту особенность, что какимъ-то неизъяснимымъ образомъ причастна началу, постигаемому однимъ умомъ и мыслію, такъ какъ испытываетъ на себѣ его воздѣйствія (p. 48 E — 51 C).
Нерѣдко ставятъ однакожъ вопросъ: существуетъ ли что либо само по себѣ, какъ мыслимый видъ, или дѣйствительное бытіе имѣютъ однѣ вещи чувствопостигаемыя? Многіе держатся именно послѣдняго предположенія. Мы отвѣтимъ на это такъ: Если умъ и знаніе различаются отъ мнѣнія; то необходимо, чтобы различались и самыя природы, воспринимаемыя тѣмъ и другимъ путемъ. Все, что воспринимается мнѣніемъ, разнообразно и измѣнчиво; что воспринимается умомъ, неизмѣнно и вѣчно. Есть, стало быть, вещи разумѣваемыя, или идеи, чуждыя всякой измѣняемости; есть также вещи рожденныя, подлежащія смѣнѣ перемѣнъ; и есть, наконецъ, нѣчто, — нѣкоторое вмѣстилище, пространство или пріемникъ, — назовите это какъ угодно, — въ чемъ все бываетъ, что̀ представляетъ собою точно ка-
того или другого. Между тем эта непрестанная смена стихий предполагает бытие некоторого особого начала, из которого происходят и они сами, и всё, что называется у нас теплым, холодным, белым, черным и т. п. Начало это по своей природе должно быть восприимчиво ко всякому качеству и всякой форме, но само не представлять ничего подобного, потому что ни одного качества не удерживает при себе постоянно. Что̀ имеет своим назначением воспринимать в себе все виды, само, очевидно, должно быть чуждо всех форм. — Итак, есть три рода вещей: есть, во-первых, то, что̀ бывает; во-вторых, то, в чём бывает что-либо; и, наконец, образец, по подобию которого всё слагается. Последнее можно назвать отцом, второе — матерью, а первое — некоторым плодом. Из всего этого следует, что материя, которая всё принимает в себя, не может быть отнесена ни к какому роду рожденных вещей, так что не есть ни вода, ни земля, ни воздух, ни огонь; чуждая всякой формы и бесконечная, она даже не подлежит и зрению. Но она имеет ту особенность, что каким-то неизъяснимым образом причастна началу, постигаемому одним умом и мыслью, так как испытывает на себе его воздействия (p. 48 E — 51 C).
Нередко ставят однакож вопрос: существует ли что-либо само по себе, как мыслимый вид, или действительное бытие имеют одни вещи чувствопостигаемые? Многие держатся именно последнего предположения. Мы ответим на это так: Если ум и знание различаются от мнения; то необходимо, чтобы различались и самые природы, воспринимаемые тем и другим путем. Всё, что воспринимается мнением, разнообразно и изменчиво; что воспринимается умом, неизменно и вечно. Есть, стало быть, вещи разумеваемые, или идеи, чуждые всякой изменяемости; есть также вещи рожденные, подлежащие смене перемен; и есть, наконец, нечто, — некоторое вместилище, пространство или приемник, — назовите это как угодно, — в чём всё бывает, что̀ представляет собою точно ка-
