Такъ положимъ, началъ Парменидъ, что есть одно. Не правда ли, что одно не будетъ многое? — Ка̀къ ему быть! — Слѣдовательно, у него не должно быть частей, и оно не будетъ цѣлымъ. — Какъ? — Часть, вѣроятно, есть часть цѣлаго. — Да. — А что такое цѣлое? Не то ли было бы цѣлое, что̀ не имѣло бы недостатка ни въ одной части? — Конечно. — Стало быть, одно, въ обоихъ случаяхъ, будучи цѣлымъ и D. имѣя части, состояло бы изъ частей? — Необходимо. — Одно такимъ образомъ было бы, въ обоихъ случаяхъ, многое, а не одно. — Правда. — А между тѣмъ должно-то быть не многому, а одному. — Должно. — Слѣдовательно, если одно будетъ одно, то оно не будетъ ни цѣлымъ, ни состоящимъ изъ частей. — Не будетъ. — А когда оно не имѣетъ частей, то не имѣетъ ни начала, ни конца, ни средины: потому что это были бы уже его части. — Правильно. — А конецъ-то и начало суть предѣлъ каждой вещи. — Ка̀къ не предѣлъ. — Стало E. быть, одно безпредѣльно, если оно не имѣетъ ни начала, ни
которая, разсматриваемая сама въ себѣ, не имѣетъ никакой формы, никакого закона, никакого отношенія, никакой сложности, никакихъ свойствъ, примѣчаемыхъ въ вещахъ природы мыслимой и чувствопостигаемой. Такимъ образомъ въ формулѣ: одно ли есть, εἰ ἕν ἐστιν, слово τὸ ἕν берется въ полномъ отвлеченіи, такъ что и самое ἐστὶν при немъ совершенно теряетъ свое значеніе. Отмѣчая это, мы легко поймемъ рядъ остроумныхъ заключеній Парменида. Онъ въ своемъ разсужденіи идетъ такъ, что важнѣйшіе признаки, свойственные вещамъ конкретнымъ, послѣдовательно находитъ тому высшему единому не приличными. Поскольку, то есть, это единое безконечно, и выходитъ за предѣлы всякаго пониманія, — оно не можетъ принимать въ себя никакихъ признаковъ, приписываемыхъ вещамъ конечнымъ. И такъ, элеецъ учитъ: 1) что единое и не состоитъ изъ частей, и не есть цѣлое; 2) что оно неограниченно; 3) что оно не имѣетъ ни фигуры, ни вида; 4) что оно не находится ни въ какомъ мѣстѣ, слѣдовательно, не содержится ни въ себѣ, ни внѣ себя; 5) что оно ни покоится, ни стоитъ, ни какъ нибудь движется; 6) что оно ни то же, ни отличное, и не находится въ отношеніи ни къ себѣ, ни къ иному чему либо; 7) что оно ни подобно, ни не подобно; 8) что къ нему не идутъ отношенія ни равенства, ни неравенства, ни великости, ни малости; 9) что оно не подлежитъ разсчетамъ времени и потому не содержится ни въ какомъ временномъ моментѣ; 10) что оно, слѣдовательно, и не есть, а потому 11) оно даже и не единое; 12) что его нельзя ни называть, ни мыслить, ни знать, ни уловить какимъ нибудь представленіемъ или мнѣніемъ.
Так положим, начал Парменид, что есть одно. Не правда ли, что одно не будет многое? — Ка̀к ему быть! — Следовательно, у него не должно быть частей, и оно не будет целым. — Как? — Часть, вероятно, есть часть целого. — Да. — А что такое целое? Не то ли было бы целое, что̀ не имело бы недостатка ни в одной части? — Конечно. — Стало быть, одно, в обоих случаях, будучи целым и D. имея части, состояло бы из частей? — Необходимо. — Одно таким образом было бы, в обоих случаях, многое, а не одно. — Правда. — А между тем должно-то быть не многому, а одному. — Должно. — Следовательно, если одно будет одно, то оно не будет ни целым, ни состоящим из частей. — Не будет. — А когда оно не имеет частей, то не имеет ни начала, ни конца, ни средины: потому что это были бы уже его части. — Правильно. — А конец-то и начало суть предел каждой вещи. — Ка̀к не предел. — Стало E. быть, одно беспредельно, если оно не имеет ни начала, ни
——————
которая, рассматриваемая сама в себе, не имеет никакой формы, никакого закона, никакого отношения, никакой сложности, никаких свойств, примечаемых в вещах природы мыслимой и чувствопостигаемой. Таким образом в формуле: одно ли есть, εἰ ἕν ἐστιν, слово τὸ ἕν берется в полном отвлечении, так что и самое ἐστὶν при нём совершенно теряет свое значение. Отмечая это, мы легко поймем ряд остроумных заключений Парменида. Он в своем рассуждении идет так, что важнейшие признаки, свойственные вещам конкретным, последовательно находит тому высшему единому не приличными. Поскольку, то есть, это единое бесконечно, и выходит за пределы всякого понимания, — оно не может принимать в себя никаких признаков, приписываемых вещам конечным. Итак, элеец учит: 1) что единое и не состоит из частей, и не есть целое; 2) что оно неограниченно; 3) что оно не имеет ни фигуры, ни вида; 4) что оно не находится ни в каком месте, следовательно, не содержится ни в себе, ни вне себя; 5) что оно ни покоится, ни стоит, ни как-нибудь движется; 6) что оно ни то же, ни отличное, и не находится в отношении ни к себе, ни к иному чему-либо; 7) что оно ни подобно, ни не подобно; 8) что к нему не идут отношения ни равенства, ни неравенства, ни великости, ни малости; 9) что оно не подлежит расчётам времени и потому не содержится ни в каком временном моменте; 10) что оно, следовательно, и не есть, а потому 11) оно даже и не единое; 12) что его нельзя ни называть, ни мыслить, ни знать, ни уловить каким-нибудь представлением или мнением.
