изъ нихъ. — Иначе какъ же была бы она сама по себѣ? спросилъ Сократъ. — Хорошо сказано, продолжалъ онъ. Значитъ, всѣ, какія есть, идеи, находясь во взаимномъ отношеніи, D. имѣютъ сущность сами для себя, а не для тѣхъ, что у насъ, подобій[1], — или какъ иначе назовутъ ихъ, — которымъ, будучи ихъ причастны, мы придаемъ отдѣльныя имена. Находящіяся же у насъ, будучи одноименны съ тѣми, существуютъ опять сами для себя, а не для видовъ, и относятся къ себѣ, а не къ тѣмъ видамъ, которые одинаково съ ними наименованы. — Ка̀къ ты говоришь? спросилъ Сократъ. — Положимъ, напримѣръ, сказалъ Парменидъ, кто нибудь изъ насъ E. — господинъ или слуга: слуга есть слуга не самого по себѣ господина, — какъ мы разумѣемъ господина, — и господинъ есть господинъ не самого слуги, — какъ разумѣемъ слугу, — но оба они — въ отношеніяхъ человѣка къ человѣку; самое же господство есть то, что есть, въ отношеніи къ самому же рабству, какъ и самое рабство — къ самому господству[2]. Такъ ни то, что̀ у насъ, не имѣетъ значенія по отношенію къ тѣмъ, ни тѣ — къ намъ; но тѣ, говорю, относятся сами къ себѣ и существуютъ для себя, а находящееся у насъ, подобнымъ 134. же образомъ, — для себя. Или ты не понимаешь моихъ
- ↑ Идеи, въ представленіи Парменида, составляютъ какъ бы особый міръ, въ которомъ онѣ служатъ сущностями одна для другой, но не служатъ сущностями вещей, уподобляемыхъ имъ и это подобіе выражающихъ различными примѣненными къ нимъ названіями. Касательно названій, выражающихъ уподобленіе вещей идеямъ, сомнѣвался самъ Сократъ: «Боясь потеряться во множествѣ подобныхъ основаній, говоритъ онъ, я распрощусь со всѣми ими, и просто, безъискуственно, — пожалуй, можетъ быть, и глупо, — буду держаться одного: что прекрасное происходитъ не отъ чего другаго, какъ отъ присутствія, или отъ общенія, или отъ инаго участія въ немъ того прекраснаго; ибо это или — или я еще не рѣшилъ» (Phaedon. 100 D).
- ↑ Парменидъ полагаетъ, что между вещами и идеями нѣтъ никакого взаимнаго сродства. Если мы видимъ слугу и господина, то слугу этого не можемъ полагать слугою господина самого въ себѣ, какого мыслимъ только въ умѣ. Равнымъ образомъ, и по той же причинѣ, нельзя ставить и господина въ отношенія къ идеѣ слуги. Мы поставляемъ во взаимное отношеніе только идеи того и другаго. Здѣсь виденъ какъ бы законъ природы, которымъ во взаимное сродство поставляются только идеи съ идеями, вещи съ вещами.
из них. — Иначе как же была бы она сама по себе? спросил Сократ. — Хорошо сказано, продолжал он. Значит, все, какие есть, идеи, находясь во взаимном отношении, D. имеют сущность сами для себя, а не для тех, что у нас, подобий[1], — или как иначе назовут их, — которым, будучи их причастны, мы придаем отдельные имена. Находящиеся же у нас, будучи одноименны с теми, существуют опять сами для себя, а не для видов, и относятся к себе, а не к тем видам, которые одинаково с ними наименованы. — Ка̀к ты говоришь? спросил Сократ. — Положим, например, сказал Парменид, кто-нибудь из нас E. — господин или слуга: слуга есть слуга не самого по себе господина, — как мы разумеем господина, — и господин есть господин не самого слуги, — как разумеем слугу, — но оба они — в отношениях человека к человеку; самое же господство есть то, что есть, в отношении к самому же рабству, как и самое рабство — к самому господству[2]. Так ни то, что̀ у нас, не имеет значения по отношению к тем, ни те — к нам; но те, говорю, относятся сами к себе и существуют для себя, а находящееся у нас, подобным 134. же образом, — для себя. Или ты не понимаешь моих
——————
- ↑ Идеи, в представлении Парменида, составляют как бы особый мир, в котором они служат сущностями одна для другой, но не служат сущностями вещей, уподобляемых им и это подобие выражающих различными примененными к ним названиями. Касательно названий, выражающих уподобление вещей идеям, сомневался сам Сократ: «Боясь потеряться во множестве подобных оснований, говорит он, я распрощусь со всеми ими, и просто, безыскусственно, — пожалуй, может быть, и глупо, — буду держаться одного: что прекрасное происходит не от чего другого, как от присутствия, или от общения, или от инаго участия в нём того прекрасного; ибо это или — или я еще не решил» (Phaedon. 100 D).
- ↑ Парменид полагает, что между вещами и идеями нет никакого взаимного сродства. Если мы видим слугу и господина, то слугу этого не можем полагать слугою господина самого в себе, какого мыслим только в уме. Равным образом, и по той же причине, нельзя ставить и господина в отношения к идее слуги. Мы поставляем во взаимное отношение только идеи того и другого. Здесь виден как бы закон природы, которым во взаимное сродство поставляются только идеи с идеями, вещи с вещами.
