показываютъ уже софизмы, выдуманные преемникомъ Эвклида Эвбулидомъ, — весьма сходные съ Зеноновыми. Самымъ обильнымъ источникомъ подобныхъ измышленій была неопредѣленность и двузнаменательность словъ: мегарцы смотрѣли на него, какъ на тайникъ высокой мудрости, и сознавали себя тѣмъ богаче ею, что тогдашняя философская терминологія у грековъ еще не установилась и не была надлежащимъ образомъ обработана. Для засвидѣтельствованія этого факта, указываемъ опять на софизмы Эвбулида: всѣ они проистекаютъ изъ того, что тѣ же самыя слова принимаются то въ обширнѣйшемъ, то въ тѣснѣйшемъ смыслѣ, и, сверхъ сего, то въ томъ, то въ другомъ значеніи. Послѣ этого, при чтеніи Парменида, намъ будетъ уже понятно, почему допускается въ этомъ діалогѣ такое разнообразное употребленіе словъ. Платонъ очень тонкимъ и искуснымъ подражаніемъ воспроизводитъ только обычный пріемъ мегарцевъ — выводить доказательства своихъ мнѣній изъ различнаго значенія и сближенія однихъ и тѣхъ же терминовъ. Но такое употребленіе словъ у Платона не переходитъ нигдѣ въ злоупотребленіе, а напротивъ, совершенно оправдывается его намѣреніемъ — изслѣдуемый предметъ разсмотрѣть съ возможною точностію, во всѣхъ подробностяхъ и со всѣхъ точекъ зрѣнія. Изъ этого видно, какъ далеко превосходилъ онъ мегарскихъ эристиковъ и проницательностію ума, и искусствомъ разсужденія. Способъ доказывать предметъ на основаніи двузнаменательности слова находя остроумнымъ, онъ не пренебрегалъ имъ, однакожъ ясно видѣлъ, какъ дѣтски безразсудно пользуются имъ мегарцы, и показалъ примѣръ надлежащаго, правильнаго его употребленія. Онъ заставляетъ Парменида разсуждать такъ, что различныя слѣдствія, выводимыя имъ изъ обоюднаго значенія словъ, не исключаютъ одно другаго и согласуются съ общею мыслію разсужденія. И этимъ-то путемъ прекрасно раскрываются различныя свойства τοῦ ἑνός и τῶν ἐτέρων. По этому можно судить, насколько правильно мнѣніе
показывают уже софизмы, выдуманные преемником Эвклида Эвбулидом, — весьма сходные с Зеноновыми. Самым обильным источником подобных измышлений была неопределенность и двузнаменательность слов: мегарцы смотрели на него, как на тайник высокой мудрости, и сознавали себя тем богаче ею, что тогдашняя философская терминология у греков еще не установилась и не была надлежащим образом обработана. Для засвидетельствования этого факта, указываем опять на софизмы Эвбулида: все они проистекают из того, что те же самые слова принимаются то в обширнейшем, то в теснейшем смысле, и, сверх сего, то в том, то в другом значении. После этого, при чтении Парменида, нам будет уже понятно, почему допускается в этом диалоге такое разнообразное употребление слов. Платон очень тонким и искусным подражанием воспроизводит только обычный прием мегарцев — выводить доказательства своих мнений из различного значения и сближения одних и тех же терминов. Но такое употребление слов у Платона не переходит нигде в злоупотребление, а напротив, совершенно оправдывается его намерением — исследуемый предмет рассмотреть с возможною точностью, во всех подробностях и со всех точек зрения. Из этого видно, как далеко превосходил он мегарских эристиков и проницательностью ума, и искусством рассуждения. Способ доказывать предмет на основании двузнаменательности слова находя остроумным, он не пренебрегал им, однакож ясно видел, как детски безрассудно пользуются им мегарцы, и показал пример надлежащего, правильного его употребления. Он заставляет Парменида рассуждать так, что различные следствия, выводимые им из обоюдного значения слов, не исключают одно другого и согласуются с общею мыслью рассуждения. И этим-то путем прекрасно раскрываются различные свойства τοῦ ἑνός и τῶν ἐτέρων. По этому можно судить, насколько правильно мнение
