Страница:Сочинения Платона (Платон, Карпов). Том 6, 1879.pdf/240

Эта страница была вычитана
235
ВВЕДЕНІЕ.

κατ᾽ ἐπιφοράν. То есть, споря противъ чьихъ либо силлогизмовъ, онъ соединялъ одинъ съ другимъ такъ, что, предполагая заключенія ихъ вѣрными и очевидными, послѣдовательно подводилъ подъ нихъ положенія и выводилъ слѣдствіе; потомъ изъ этого слѣдствія, чрезъ новое подведеніе, извлекалъ опять слѣдствіе, и такимъ образомъ мало по малу доходилъ до заключеній либо несомнѣнно вѣрныхъ, либо совершенно нелѣпыхъ. И такъ, нѣтъ никакого сомнѣнія, что Платонъ и въ этомъ отношеніи подражалъ мегарцамъ, а потому долженъ былъ пользоваться такими пріемами діалектики, какіе въ другихъ его діалогахъ рѣдко употребляются. Есть и еще одна черта въ Парменидѣ, по которой этотъ діалогъ сходенъ съ характеромъ разсужденій мегарскихъ, и которой въ прочихъ сочиненіяхъ Платона не замѣчается. Мы разумѣемъ здѣсь то, что Парменидъ свои заключенія выводитъ изъ разныхъ значеній одного и того же слова, — одна изъ причинъ, почему это важнѣйшее Платоново произведеніе такъ долго оставалось не понято критикою. Мегарцы бо́льшую часть своихъ положеній заимствовали отъ элейцевъ, и потому не удивительно, что, по примѣру ихъ, развивали также искусство діалектическое; ибо примѣръ Зенона уже показалъ имъ, какое это сильное средство и для опроверженія чужихъ мнѣній, и для защиты собственныхъ. Но что̀ дѣлалъ Зенонъ изъ особаго пристрастія къ элейскому направленію — смотрѣть на предметъ съ двухъ противоположныхъ сторонъ и приводить въ замѣшательство противника остроумнымъ опроверженіемъ одного взгляда на основаніи другаго, — то самое мегарцы старались потомъ усвоить себѣ по побужденіямъ тщеславія, — чтобы удивлять невѣжественную толпу хитрымъ оспариваніемъ всякихъ мнѣній, хотя бы въ ущербъ очевидной истинѣ. Такое расположеніе къ спорамъ росло все болѣе и болѣе, и наконецъ любовь къ этимъ блестящимъ діалектическимъ играмъ заступила мѣсто серьезной философіи. Какой съ самаго почти начала господствовалъ у мегарцевъ характеръ разсужденій,

Тот же текст в современной орфографии

κατ᾽ ἐπιφοράν. То есть, споря против чьих-либо силлогизмов, он соединял один с другим так, что, предполагая заключения их верными и очевидными, последовательно подводил под них положения и выводил следствие; потом из этого следствия, чрез новое подведение, извлекал опять следствие, и таким образом мало-помалу доходил до заключений либо несомненно верных, либо совершенно нелепых. Итак, нет никакого сомнения, что Платон и в этом отношении подражал мегарцам, а потому должен был пользоваться такими приемами диалектики, какие в других его диалогах редко употребляются. Есть и еще одна черта в Пармениде, по которой этот диалог сходен с характером рассуждений мегарских, и которой в прочих сочинениях Платона не замечается. Мы разумеем здесь то, что Парменид свои заключения выводит из разных значений одного и того же слова, — одна из причин, почему это важнейшее Платоново произведение так долго оставалось не понято критикою. Мегарцы бо́льшую часть своих положений заимствовали от элейцев, и потому не удивительно, что, по примеру их, развивали также искусство диалектическое; ибо пример Зенона уже показал им, какое это сильное средство и для опровержения чужих мнений, и для защиты собственных. Но что̀ делал Зенон из особого пристрастия к элейскому направлению — смотреть на предмет с двух противоположных сторон и приводить в замешательство противника остроумным опровержением одного взгляда на основании другого, — то самое мегарцы старались потом усвоить себе по побуждениям тщеславия, — чтобы удивлять невежественную толпу хитрым оспариванием всяких мнений, хотя бы в ущерб очевидной истине. Такое расположение к спорам росло всё более и более, и наконец любовь к этим блестящим диалектическим играм заступила место серьезной философии. Какой с самого почти начала господствовал у мегарцев характер рассуждений,