Страница:Сочинения Платона (Платон, Карпов). Том 6, 1879.pdf/233

Эта страница была вычитана
228
ПАРМЕНИДЪ.

они завили въ мистическіе вымыслы, и подобными толкованіями больше повредили, чѣмъ сколько принесли пользы пониманію Парменида. Не больше вѣрнаго заключается и въ мнѣніи тѣхъ, которые весь этотъ діалогъ почитали игрою діалектики. Они, конечно, не могли не видѣть, что діалектическая бесѣда является здѣсь удивительно гибкою и тонкою, но не замѣчали того, къ чему направляется вся эта діалектика. Надобно, безъ сомнѣнія, согласиться, что на это сочиненіе можно смотрѣть, какъ на образецъ высшей и искуснѣйшей діалектики; но надобно помнить, что діалектика у Платона обнимала не только понятія ума, но и самую природу вещей, — имѣла сторону логическую и метафизическую.

Впрочемъ, опредѣляя такимъ образомъ цѣль Парменида, мы не отвергаемъ мнѣнія тѣхъ, которые приписывали Платону намѣреніе раскрыть въ этомъ діалогѣ ученіе объ «одномъ», какъ о верховной причинѣ всѣхъ вещей, а только хотимъ нѣсколько ограничить и исправить его. Проклъ, говоря о взглядѣ учителя своего Сиріана на цѣль Парменида и приводя относящееся сюда его положеніе, что все родилось изъ одного и возвращается къ одному, какъ къ высочайшему началу, истолковываетъ это положеніе такъ, что Парменидово τὸ ἓν, по мнѣнію Сиріана, есть самое божество. Посему, какъ въ Тимеѣ все производится отъ Творца міра, такъ въ Парменидѣ все поставляется въ зависимость отъ одного — въ значеніи существа божественнаго. Такого же мнѣнія держались и другіе философы той же школы; ибо позднѣйшіе платоники, стараясь придать своему ученію видъ истинности противъ ученія христіанскаго, охотно выдумывали положенія, подобныя христіанскимъ, и при этомъ останавливались съ особеннымъ вниманіемъ на Парменидовомъ одномъ, которое разсматривали и измѣняли такъ, чтобы можно было видѣть въ немъ даже Троицу. Многіе изъ нихъ учили, что изъ божественнаго существа, перваго начала, произошло второе, — міръ умственный, который называли также умомъ, νοῦς, а отъ ума получила свое бытіе

Тот же текст в современной орфографии

они завили в мистические вымыслы, и подобными толкованиями больше повредили, чем сколько принесли пользы пониманию Парменида. Не больше верного заключается и в мнении тех, которые весь этот диалог почитали игрою диалектики. Они, конечно, не могли не видеть, что диалектическая беседа является здесь удивительно гибкою и тонкою, но не замечали того, к чему направляется вся эта диалектика. Надобно, без сомнения, согласиться, что на это сочинение можно смотреть, как на образец высшей и искуснейшей диалектики; но надобно помнить, что диалектика у Платона обнимала не только понятия ума, но и самую природу вещей, — имела сторону логическую и метафизическую.

Впрочем, определяя таким образом цель Парменида, мы не отвергаем мнения тех, которые приписывали Платону намерение раскрыть в этом диалоге учение об «одном», как о верховной причине всех вещей, а только хотим несколько ограничить и исправить его. Прокл, говоря о взгляде учителя своего Сириана на цель Парменида и приводя относящееся сюда его положение, что всё родилось из одного и возвращается к одному, как к высочайшему началу, истолковывает это положение так, что Парменидово τὸ ἓν, по мнению Сириана, есть самое божество. Посему, как в Тимее всё производится от Творца мира, так в Пармениде всё поставляется в зависимость от одного — в значении существа божественного. Такого же мнения держались и другие философы той же школы; ибо позднейшие платоники, стараясь придать своему учению вид истинности против учения христианского, охотно выдумывали положения, подобные христианским, и при этом останавливались с особенным вниманием на Парменидовом одном, которое рассматривали и изменяли так, чтобы можно было видеть в нём даже Троицу. Многие из них учили, что из божественного существа, первого начала, произошло второе, — мир умственный, который называли также умом, νοῦς, а от ума получила свое бытие