щимъ, должно двигаться. Съ другой стороны, тому же одному, поколику оно отрицается, надобно отказать во всякомъ движеніи. Но что неподвижно, то стоитъ и покоится. Слѣдовательно, одно, почитаемое не существующимъ, не менѣе стоитъ, какъ и движется. Если же одно движется, то и измѣняется; а когда стоитъ, — остается безъ измѣненія. Стало быть, одно, почитаемое не существующимъ, и измѣняется и не измѣняется. Кромѣ того, все измѣняющееся дѣлается не такимъ, какимъ было прежде, слѣдовательно погибаетъ: напротивъ, не измѣняющееся остается тѣмъ же и не подвержено уничтоженію. А отсюда слѣдуетъ, что отрицаемое одно, поколику подвержено перемѣнамъ, и раждается, и погибаетъ; а поколику чуждо измѣняемости, — и не раждается, и не погибаетъ (p. 160 D — 163 B).
Чтобы правильно понять эту труднѣйшую для пониманія перикопу Парменидова разсужденія, надобно вникнуть въ значеніе нѣкоторыхъ употребляемыхъ въ ней словъ. И во первыхъ, требуетъ объясненія здѣсь понятіе τοῦ ἑνός, принимаемое Парменидомъ, какъ мы видѣли, въ различныхъ смыслахъ. Здѣсь, конечно, не можетъ быть рѣчи объ одномъ безконечномъ; потому что Парменидъ приписываетъ ему различныя свойства, которыхъ безконечное одно, по прежнему понятію о немъ, не имѣетъ. Стало быть, въ этомъ отдѣлѣ говорится объ «одномъ» конечномъ. Но такъ какъ и одно конечное принимается въ двухъ смыслахъ, то есть, означаетъ либо всю область идей, либо отдѣльныя ихъ формы и виды; то можно недоумѣвать, которое изъ указанныхъ значеній надобно соединять съ нимъ въ настоящемъ случаѣ. Это недоумѣніе можетъ быть рѣшено чрезъ изслѣдованіе значенія формулы ἓν εἰ μὴ ἔστι. Выше было замѣчено, что въ ней надобно разумѣть идею, ограниченную отрицательными признаками. Если такое мнѣніе о ней справедливо, то уже нельзя сомнѣваться, въ какомъ значеніи полагается здѣсь τὸ ἕν. Понятія этого рода возникаютъ только тогда, когда находятся въ отношеніи къ понятіямъ положительнымъ,
щим, должно двигаться. С другой стороны, тому же одному, поколику оно отрицается, надобно отказать во всяком движении. Но что неподвижно, то стоит и покоится. Следовательно, одно, почитаемое не существующим, не менее стоит, как и движется. Если же одно движется, то и изменяется; а когда стоит, — остается без изменения. Стало быть, одно, почитаемое не существующим, и изменяется и не изменяется. Кроме того, всё изменяющееся делается не таким, каким было прежде, следовательно погибает: напротив, не изменяющееся остается тем же и не подвержено уничтожению. А отсюда следует, что отрицаемое одно, поколику подвержено переменам, и рождается, и погибает; а поколику чуждо изменяемости, — и не рождается, и не погибает (p. 160 D — 163 B).
Чтобы правильно понять эту труднейшую для понимания перикопу Парменидова рассуждения, надобно вникнуть в значение некоторых употребляемых в ней слов. И во-первых, требует объяснения здесь понятие τοῦ ἑνός, принимаемое Парменидом, как мы видели, в различных смыслах. Здесь, конечно, не может быть речи об одном бесконечном; потому что Парменид приписывает ему различные свойства, которых бесконечное одно, по прежнему понятию о нём, не имеет. Стало быть, в этом отделе говорится об «одном» конечном. Но так как и одно конечное принимается в двух смыслах, то есть, означает либо всю область идей, либо отдельные их формы и виды; то можно недоумевать, которое из указанных значений надобно соединять с ним в настоящем случае. Это недоумение может быть решено чрез исследование значения формулы ἓν εἰ μὴ ἔστι. Выше было замечено, что в ней надобно разуметь идею, ограниченную отрицательными признаками. Если такое мнение о ней справедливо, то уже нельзя сомневаться, в каком значении полагается здесь τὸ ἕν. Понятия этого рода возникают только тогда, когда находятся в отношении к понятиям положительным,
