это ученіе ихъ онъ примѣнилъ къ своему такъ, что всеобщему началу истинной сущности, какъ бы ея матеріи, приписалъ безконечность, тому же, что̀ оттуда родилось и получило многоразличныя формы, — конечность. И такъ, одно, описанное Парменидомъ въ этой части разговора, по понятію Платона, было не что иное, какъ безконечное начало сущности, и названо, въ смыслѣ безразличномъ и неопредѣленномъ, сущностію (οὐσία), поколику отвлечено отъ всякой формы, отъ всѣхъ отношеній и условій.
Такимъ понятіемъ о Парменидовомъ одномъ очень удобно объясняется и значеніе Платоновыхъ идей. Въ своихъ введеніяхъ въ діалоги Платона (см. введ. къ Филеб., стр. 21—25) мы уже имѣли случай замѣчать, что ученіе Платона объ идеяхъ находилось въ тѣсной связи съ міровоззрѣніемъ пиѳагорейцевъ. Знаменитѣйшіе изъ послѣдователей Пиѳагора, особенно Филолай и Архитъ, полагали, что міръ состоитъ изъ различныхъ началъ, одного — безконечнаго, другаго — ограниченнаго; начало же и творецъ міра есть причина, господствующая надъ тѣмъ и другимъ и соединяющая эти противоположности, — есть Богъ. Замѣтивъ превосходство этой пиѳагорейской мысли, Платонъ воспользовался ею для объясненія важнѣйшихъ мѣстъ своей философіи и говорилъ, что конечное (τὸ πεπερασμένον, πέρας ἔχον и περαῖνον) есть то, что и само имѣетъ нѣкоторую форму, и другимъ вещамъ сообщаетъ ее (Phileb. p. 25 D), а къ безконечному отнесъ то, что чуждо опредѣленной законами формы и есть какъ бы безвидная матерія, не имѣющая никакого качества, но могущая воспринимать всѣ качества и различнымъ образомъ измѣняться (Phileb. p. 25 C). Къ этимъ двумъ началамъ присоединилъ онъ еще третье, смѣшанное изъ обоихъ и объемлющее собою все прекрасное въ природѣ вещей и совершенное (Phileb. p. 26 A). Кромѣ того, допущенъ имъ и четвертый родъ — причины, которымъ должна управляться смѣсь конечнаго съ безконечнымъ; потому что соединеніе той и другой природы должно происходить
это учение их он применил к своему так, что всеобщему началу истинной сущности, как бы её материи, приписал бесконечность, тому же, что̀ оттуда родилось и получило многоразличные формы, — конечность. Итак, одно, описанное Парменидом в этой части разговора, по понятию Платона, было не что иное, как бесконечное начало сущности, и названо, в смысле безразличном и неопределенном, сущностью (οὐσία), поколику отвлечено от всякой формы, от всех отношений и условий.
Таким понятием о Парменидовом одном очень удобно объясняется и значение Платоновых идей. В своих введениях в диалоги Платона (см. введ. к Филеб., стр. 21—25) мы уже имели случай замечать, что учение Платона об идеях находилось в тесной связи с мировоззрением пифагорейцев. Знаменитейшие из последователей Пифагора, особенно Филолай и Архит, полагали, что мир состоит из различных начал, одного — бесконечного, другого — ограниченного; начало же и творец мира есть причина, господствующая над тем и другим и соединяющая эти противоположности, — есть Бог. Заметив превосходство этой пифагорейской мысли, Платон воспользовался ею для объяснения важнейших мест своей философии и говорил, что конечное (τὸ πεπερασμένον, πέρας ἔχον и περαῖνον) есть то, что и само имеет некоторую форму, и другим вещам сообщает ее (Phileb. p. 25 D), а к бесконечному отнес то, что чуждо определенной законами формы и есть как бы безвидная материя, не имеющая никакого качества, но могущая воспринимать все качества и различным образом изменяться (Phileb. p. 25 C). К этим двум началам присоединил он еще третье, смешанное из обоих и объемлющее собою всё прекрасное в природе вещей и совершенное (Phileb. p. 26 A). Кроме того, допущен им и четвертый род — причины, которым должна управляться смесь конечного с бесконечным; потому что соединение той и другой природы должно происходить
