чаѣ зачѣмъ Платонъ въ этомъ мѣстѣ заставляетъ Сократа не только сомнѣваться относительно идей всего чувствопостигаемаго, но еще стыдиться, что допускаетъ виды вещей презрѣнныхъ и ничтожныхъ? Это вопросъ, отвѣчать на который можно однѣми догадками. Во первыхъ, очень можетъ быть, что Платонъ, устами юнаго Сократа, высказываетъ здѣсь сомнѣнія собственной своей молодости, которыя естественно вызывало въ немъ трудное ученіе объ идеяхъ. Затѣмъ, весьма вѣроятно, что современники Платона, между прочими возраженіями противъ ученія объ идеяхъ, выставляли на видъ и это; и вотъ Платонъ, заставляя Сократа колебаться въ виду этого довода, хочетъ, можетъ быть, показать, что такія недоумѣнія могутъ возникать лишь въ умѣ человѣка, еще недостаточно вошедшаго въ основанія науки, не освоившагося съ нею, неопытнаго, — что тотъ, напротивъ, не затруднится подобнаго рода представленіями, кто отсталъ отъ понятій толпы и умомъ своимъ глубже проникаетъ въ предметъ. На это самое, по видимому, мѣтитъ и Парменидъ, дѣлая замѣчаніе Сократу. Такъ объясняетъ это мѣсто и Проклъ (l. c. p. 65): «Парменидъ, говоритъ онъ, поправляетъ эту мысль Сократа, никакъ не допуская безпричинности. Все происходящее необходимо должно происходить отъ какой нибудь причины; такъ говоритъ и Тимей; ибо безъ причины нельзя произойти ничему. И такъ, нѣтъ ничего столь ничтожнаго и низкаго, что̀ было бы не причастно доброй причины (т. е. идеи) и не происходило отъ нея». Но, ослабивъ немногими словами силу этого возраженія, Парменидъ далѣе, по отношенію къ идеямъ, излагаетъ болѣе важныя сомнѣнія.
По словамъ Парменида, никакъ нельзя объяснить, какимъ образомъ вещи, подлежащія чувствамъ, соединены съ тѣми вѣчными образцами вещей и потому причастны имъ. Можно полагать, что идея или вся всецѣло заключается въ каждомъ недѣлимомъ, — но это значило бы, что существующее само по себѣ, какъ одно, будетъ находиться одновре-
чае зачем Платон в этом месте заставляет Сократа не только сомневаться относительно идей всего чувствопостигаемого, но еще стыдиться, что допускает виды вещей презренных и ничтожных? Это вопрос, отвечать на который можно одними догадками. Во-первых, очень может быть, что Платон, устами юнаго Сократа, высказывает здесь сомнения собственной своей молодости, которые естественно вызывало в нём трудное учение об идеях. Затем, весьма вероятно, что современники Платона, между прочими возражениями против учения об идеях, выставляли на вид и это; и вот Платон, заставляя Сократа колебаться ввиду этого довода, хочет, может быть, показать, что такие недоумения могут возникать лишь в уме человека, еще недостаточно вошедшего в основания науки, не освоившегося с нею, неопытного, — что тот, напротив, не затруднится подобного рода представлениями, кто отстал от понятий толпы и умом своим глубже проникает в предмет. На это самое, по-видимому, метит и Парменид, делая замечание Сократу. Так объясняет это место и Прокл (l. c. p. 65): «Парменид, говорит он, поправляет эту мысль Сократа, никак не допуская беспричинности. Всё происходящее необходимо должно происходить от какой-нибудь причины; так говорит и Тимей; ибо без причины нельзя произойти ничему. Итак, нет ничего столь ничтожного и низкого, что̀ было бы не причастно доброй причины (т. е. идеи) и не происходило от неё». Но, ослабив немногими словами силу этого возражения, Парменид далее, по отношению к идеям, излагает более важные сомнения.
По словам Парменида, никак нельзя объяснить, каким образом вещи, подлежащие чувствам, соединены с теми вечными образцами вещей и потому причастны им. Можно полагать, что идея или вся всецело заключается в каждом неделимом, — но это значило бы, что существующее само по себе, как одно, будет находиться одновре-
