въ борьбу со всею силою слова, кто, изгоняя знаніе, мышленіе и умъ, утверждаетъ однакожъ что нибудь какъ нибудь.
Теэт. И очень.
Ин. Такъ философу, и особенно уважающему все это, крайне, какъ видно, необходимо не принимать поэтому ученія D. тѣхъ, которые, поставляя все или въ одномъ, или во многихъ видахъ[1], полагаютъ, что оно стоитъ, а тѣхъ, опять, вовсе и не слушать, которые существующему приписываютъ повсюдное движеніе, — но, подражая желанію дѣтей, простирающемуся на недвижимое и движимое, почитать существующее и все причастнымъ тому и другому.
Теэт. Весьма справедливо.
Ин. Такъ что жъ? Не довольно ли уже, по видимому, очертили мы своимъ словомъ существующее?
Теэт. Конечно.
Ин. Худо же, стало быть, Теэтетъ! Мнѣ кажется, узнали мы теперь трудность изслѣдованія этого предмета.E.
Теэт. Какъ это, опять? Что такое сказалъ ты?
Ин. Ахъ, почтеннѣйшій! развѣ не домыслишь, что мы теперь находимся относительно его въ большомъ невѣдѣніи, а между тѣмъ представляемъ сами про себя, будто что-то говоримъ.
Теэт. Такъ, по крайней мѣрѣ, я. Но какимъ образомъ опять утаилось наше заблужденіе, — я не очень понимаю.
Ин. Разсмотри же яснѣе. Если мы соглашаемся въ этомъ, то не справедливо ли могутъ сдѣлать намъ тотъ самый 250. вопросъ, который мы предложили тогда говорящимъ, что все есть теплое и холодное.
- ↑ Τὸ ἓν неподвижнымъ почиталъ Парменидъ и его послѣдователи; τὰ πολλὰ εἴδη неподвижными признавали мегарцы. Тѣхъ и другихъ Платонъ не одобряетъ; а тѣхъ, говоритъ, и слушать не слѣдуетъ, которые все приводятъ въ движеніе, какъ, наприм., гераклитяне. Истина, по Платону, стоитъ въ срединѣ, ибо тому, что существуетъ, необходимо должно принадлежать какъ постоянство и вѣчность его природы, такъ равно движеніе и разнообразіе.
в борьбу со всею силою слова, кто, изгоняя знание, мышление и ум, утверждает однакож что-нибудь как-нибудь.
Теэт. И очень.
Ин. Так философу, и особенно уважающему всё это, крайне, как видно, необходимо не принимать поэтому учения D. тех, которые, поставляя всё или в одном, или во многих видах[1], полагают, что оно стоит, а тех, опять, вовсе и не слушать, которые существующему приписывают повсюдное движение, — но, подражая желанию детей, простирающемуся на недвижимое и движимое, почитать существующее и всё причастным тому и другому.
Теэт. Весьма справедливо.
Ин. Так что ж? Не довольно ли уже, по-видимому, очертили мы своим словом существующее?
Теэт. Конечно.
Ин. Худо же, стало быть, Теэтет! Мне кажется, узнали мы теперь трудность исследования этого предмета.E.
Теэт. Как это, опять? Что такое сказал ты?
Ин. Ах, почтеннейший! разве не домыслишь, что мы теперь находимся относительно его в большом неведении, а между тем представляем сами про себя, будто что-то говорим.
Теэт. Так, по крайней мере, я. Но каким образом опять утаилось наше заблуждение, — я не очень понимаю.
Ин. Рассмотри же яснее. Если мы соглашаемся в этом, то не справедливо ли могут сделать нам тот самый 250. вопрос, который мы предложили тогда говорящим, что всё есть теплое и холодное.
——————
- ↑ Τὸ ἓν неподвижным почитал Парменид и его последователи; τὰ πολλὰ εἴδη неподвижными признавали мегарцы. Тех и других Платон не одобряет; а тех, говорит, и слушать не следует, которые всё приводят в движение, как, наприм., гераклитяне. Истина, по Платону, стоит в средине, ибо тому, что существует, необходимо должно принадлежать как постоянство и вечность его природы, так равно движение и разнообразие.
