числахъ пять и семь, что̀ мы называли тогда знаками на печати, и говорили, что въ отношеніи къ нимъ не бываетъ ложнаго мнѣнія? Этого самаго не изслѣдовалъ ли уже когда кто нибудь изъ людей, говоря самъ себѣ и спрашивая: сколько составится изъ нихъ, — и не думалъ ли одинъ, что выйдетъ одиннадцать, а другой, — что двѣнадцать? Развѣ всѣ говорятъ и думаютъ, что сумма ихъ — двѣнадцать?
B.Теэт. Нѣтъ, клянусь Зевсомъ; многіе — и одиннадцать; и чѣмъ больше разсматриваемое число, тѣмъ скорѣе ошибаются. Вѣдь я думаю, что ты говоришь о всякомъ числѣ.
Сокр. И правильно думаешь. Всмотрись же, иное ли что бываетъ тогда, кромѣ того, что самое это «двѣнадцать» представляется на печати какъ одиннадцать?
Теэт. Вѣроятно.
Сокр. Поэтому не возвращаемся ли мы къ прежнимъ рѣчамъ? Вѣдь кто испытываетъ это, тотъ, что̀ знаетъ, почитаетъ отличнымъ отъ всего, что также знаетъ; а это, сказали мы, невозможно, и принуждены были положить, C. что въ этомъ отношеніи ложнаго мнѣнія не бываетъ, чтобы не поставить себя въ необходимость утверждать, что знающій есть вмѣстѣ и не знающій.
Теэт. Весьма справедливо.
Сокр. И такъ надобно постановить, что ложное мнѣніе есть что нибудь другое, а не принятіе мысли за чувство. Вѣдь если бы оно было это, то въ самыхъ помыслахъ мы никогда не обманывались бы: а теперь-то — либо нѣтъ ложнаго мнѣнія, либо что̀ кто знаетъ, того можетъ и не знать. Что изберешь ты изъ этого?
Теэт. Трудный выборъ предлагаешь ты, Сократъ.
D.Сокр. Однакожъ того-то и другаго вмѣстѣ разсудокъ, должно быть, не допуститъ. Впрочемъ надобно на все отваживаться: — что̀, если бы мы рѣшились безстыдничать?
Теэт. Какъ?
Сокр. Захотѣвши сказать, что̀ такое значитъ — знать.
Теэт. Да какое же въ этомъ безстыдство?
числах пять и семь, что̀ мы называли тогда знаками на печати, и говорили, что в отношении к ним не бывает ложного мнения? Этого самого не исследовал ли уже когда кто-нибудь из людей, говоря сам себе и спрашивая: сколько составится из них, — и не думал ли один, что выйдет одиннадцать, а другой, — что двенадцать? Разве все говорят и думают, что сумма их — двенадцать?
B.Теэт. Нет, клянусь Зевсом; многие — и одиннадцать; и чем больше рассматриваемое число, тем скорее ошибаются. Ведь я думаю, что ты говоришь о всяком числе.
Сокр. И правильно думаешь. Всмотрись же, иное ли что бывает тогда, кроме того, что самое это «двенадцать» представляется на печати как одиннадцать?
Теэт. Вероятно.
Сокр. Поэтому не возвращаемся ли мы к прежним речам? Ведь кто испытывает это, тот, что̀ знает, почитает отличным от всего, что также знает; а это, сказали мы, невозможно, и принуждены были положить, C. что в этом отношении ложного мнения не бывает, чтобы не поставить себя в необходимость утверждать, что знающий есть вместе и не знающий.
Теэт. Весьма справедливо.
Сокр. И так надобно постановить, что ложное мнение есть что-нибудь другое, а не принятие мысли за чувство. Ведь если бы оно было это, то в самых помыслах мы никогда не обманывались бы: а теперь-то — либо нет ложного мнения, либо что̀ кто знает, того может и не знать. Что изберешь ты из этого?
Теэт. Трудный выбор предлагаешь ты, Сократ.
D.Сокр. Однакож того-то и другого вместе рассудок, должно быть, не допустит. Впрочем надобно на всё отваживаться: — что̀, если бы мы решились бесстыдничать?
Теэт. Как?
Сокр. Захотевши сказать, что̀ такое значит — знать.
Теэт. Да какое же в этом бесстыдство?
