метъ, если изслѣдывать его мимоходомъ, можетъ потерпѣть вредъ; а когда изслѣдованіе будетъ достаточно длинно, — затемнится вопросъ о знаніи. Между тѣмъ не должно быть ни того ни другаго. Мы обязаны постараться повивальнымъ своимъ искусствомъ освободить Теэтета отъ того, чѣмъ онъ бременѣетъ относительно знанія.B.
Ѳеод. Да, если кажется, надобно сдѣлать такъ.
Сокр. Такъ относительно сказаннаго разсмотри, Теэтетъ, еще слѣдующее. Ты отвѣчалъ, что чувство есть знаніе, — не такъ ли?
Теэт. Да.
Сокр. Но если бы кто спросилъ[1] тебя такъ: чѣмъ видитъ человѣкъ бѣлое и черное, чѣмъ слышитъ высокое и низкое? Ты сказалъ бы, думаю: глазами и ушами.
Теэт. Сказалъ бы.
Сокр. Свободно употреблять имена и глаголы, не C. разсматривая ихъ съ точностію, часто бываетъ, конечно, не неблагородно, и въ противномъ этому больше рабства; однакожъ и послѣднее иногда необходимо. Вотъ и теперь приходится укорить данный тобою отвѣтъ, какъ неправильный. Смотри,
- ↑ Отсюда начинается другое доказательство, что въ чувственныхъ впечатлѣніяхъ не заключается знаніе. Мы чувствуемъ окружающіе насъ предметы, если захотимъ выразиться точнѣе, не самыми чувствами, а скорѣе чрезъ чувства; потому что чувства суть только нѣкоторыя орудія, пользуясь которыми, мы постигаемъ внѣшніе предметы. А отсюда должно заключить, что, кромѣ чувствъ, есть въ насъ иная сила или способность, которою, что ни встрѣтилось бы намъ, мы понимаемъ и познаемъ. И эта сила находится въ нашемъ умѣ. Это высказывается слѣдующимъ умозаключеніемъ: Всякому чувству подчинены нѣкоторые роды вещей, такъ что постигаемое слухомъ недоступно для зрѣнія. Но впечатлѣнія отдѣльныхъ чувствъ мы обыкновенно сравниваемъ между собою и судимъ, что̀ во многихъ есть общее, что̀ — ихъ сущность, чѣмъ они различаются. Все это, очевидно, обсуживается уже не чувствами, а однимъ умомъ; потому что тѣ общія и отъ самыхъ вещей отвлеченныя понятія находятся не въ чувствахъ, а только въ душахъ. И отсюда уже ясно, что между знаніемъ и впечатлѣніями чувствъ есть большое различіе; но къ этому идетъ еще и другое замѣчаніе. Впечатлѣнія чувственныя начинаютъ производиться тотчасъ, какъ скоро мы родились; а понятія умственныя мы получаемъ иногда въ позднѣйшемъ уже возрастѣ, что̀, конечно, было бы иначе, если бы знаніе и чувственное ощущеніе были безразличны.
мет, если исследывать его мимоходом, может потерпеть вред; а когда исследование будет достаточно длинно, — затемнится вопрос о знании. Между тем не должно быть ни того ни другого. Мы обязаны постараться повивальным своим искусством освободить Теэтета от того, чем он бременеет относительно знания.B.
Феод. Да, если кажется, надобно сделать так.
Сокр. Так относительно сказанного рассмотри, Теэтет, еще следующее. Ты отвечал, что чувство есть знание, — не так ли?
Теэт. Да.
Сокр. Но если бы кто спросил[1] тебя так: чем видит человек белое и черное, чем слышит высокое и низкое? Ты сказал бы, думаю: глазами и ушами.
Теэт. Сказал бы.
Сокр. Свободно употреблять имена и глаголы, не C. рассматривая их с точностью, часто бывает, конечно, не неблагородно, и в противном этому больше рабства; однакож и последнее иногда необходимо. Вот и теперь приходится укорить данный тобою ответ, как неправильный. Смотри,
——————
- ↑ Отсюда начинается другое доказательство, что в чувственных впечатлениях не заключается знание. Мы чувствуем окружающие нас предметы, если захотим выразиться точнее, не самыми чувствами, а скорее чрез чувства; потому что чувства суть только некоторые орудия, пользуясь которыми, мы постигаем внешние предметы. А отсюда должно заключить, что, кроме чувств, есть в нас иная сила или способность, которою, что ни встретилось бы нам, мы понимаем и познаем. И эта сила находится в нашем уме. Это высказывается следующим умозаключением: Всякому чувству подчинены некоторые роды вещей, так что постигаемое слухом недоступно для зрения. Но впечатления отдельных чувств мы обыкновенно сравниваем между собою и судим, что̀ во многих есть общее, что̀ — их сущность, чем они различаются. Всё это, очевидно, обсуживается уже не чувствами, а одним умом; потому что те общие и от самых вещей отвлеченные понятия находятся не в чувствах, а только в душах. И отсюда уже ясно, что между знанием и впечатлениями чувств есть большое различие; но к этому идет еще и другое замечание. Впечатления чувственные начинают производиться тотчас, как скоро мы родились; а понятия умственные мы получаем иногда в позднейшем уже возрасте, что̀, конечно, было бы иначе, если бы знание и чувственное ощущение были безразличны.
