что, какъ солнце, и показываетъ, что, пока есть круговращеніе D. и солнце движется, все существуетъ и сохраняется у боговъ и людей, а какъ скоро оно остановилось бы, будто связанное, — всѣ вещи разрушились бы и все, какъ говорится, перевернулось бы кверху дномъ?
Теэт. Мнѣ кажется, Сократъ, Омиръ показываетъ то, что ты говоришь.
Сокр. Понимай же это такъ, почтеннѣйшій: во первыхъ, относительно зрѣнія, — то, что̀ называешь ты бѣлымъ цвѣтомъ, не есть нѣчто особое, внѣ твоихъ глазъ, или въ самыхъ глазахъ, и не назначай для этого какого нибудь мѣста; E. потому что иначе это уже существовало бы въ ряду вещей, какъ что-то постоянное, и потому не находилось бы въ состояніи рожденія.
Теэт. Какъ же смотрѣть на это?
Сокр. Будемъ слѣдовать недавно сказанному, полагая, что само по себѣ ничто не существуетъ. Такимъ образомъ черный, бѣлый и всякій иной цвѣтъ окажется произведеніемъ зрѣнія, приражающагося къ присущему движенію, и каждое такое прираженіе мы называемъ цвѣтомъ; хотя не будетъ 154. тутъ ни приражающагося, ни приражаемаго, а выйдетъ нѣчто среднее, свойственное тому и другому. Или
Heusdium Spec. crit. p. 33 etc. Платонъ этою формулою воспользовался также въ Эвтидемѣ, p. 301 E; Закон. II, p. 673 D, 674 C. Употребляли ее и римляне — colophonem imponere vel addere, прилагая это выраженіе къ тому, кто довелъ дѣло до конца. Но, вмѣсто ἐπιτιθεὶς, Сократъ у Платона здѣсь беретъ слово προςβιβάζων, такъ какъ для окончанія изслѣдованія считаетъ нужнымъ нѣкоторое насиліе, и упоминаетъ о золотой цѣпи, о которой идетъ рѣчь у Омира (Iliad. 8, v. 17 sqq.). Евстаѳій говоритъ: Πλάτων δὲ αὐτὸν τὸν ἥλιον χρυσέαν λέγει σειράν· αὐτῷ γὰρ ἐκδέδεσθαι τὸ πᾶν. Между тѣмъ явно, что Платонъ вноситъ сюда мысль о золотой Омировой цѣпи, имѣя въ виду показать превратное понятіе физиковъ, которые воображали, что въ этомъ мѣстѣ у Омира таится какое-то глубокое знаніе природы вещей. Оттого произошло, что онъ и самъ писателями позднѣйшаго времени, которые не поняли его насмѣшки, безразсудно введенъ въ общеніе съ этимъ превратнымъ представленіемъ; ибо позднѣйшіе платонисты долго и настойчиво прославляли эту Платонову цѣпь (см. Creuzerus ad Procl. Institut. Theolog. Plat. p. 142. Hermann. ad Lucian. De histor. conscrib. p. 56).
что, как солнце, и показывает, что, пока есть круговращение D. и солнце движется, всё существует и сохраняется у богов и людей, а как скоро оно остановилось бы, будто связанное, — все вещи разрушились бы и всё, как говорится, перевернулось бы кверху дном?
Теэт. Мне кажется, Сократ, Омир показывает то, что ты говоришь.
Сокр. Понимай же это так, почтеннейший: во-первых, относительно зрения, — то, что̀ называешь ты белым цветом, не есть нечто особое, вне твоих глаз, или в самых глазах, и не назначай для этого какого-нибудь места; E. потому что иначе это уже существовало бы в ряду вещей, как что-то постоянное, и потому не находилось бы в состоянии рождения.
Теэт. Как же смотреть на это?
Сокр. Будем следовать недавно сказанному, полагая, что само по себе ничто не существует. Таким образом черный, белый и всякий иной цвет окажется произведением зрения, приражающегося к присущему движению, и каждое такое приражение мы называем цветом; хотя не будет 154. тут ни приражающегося, ни приражаемого, а выйдет нечто среднее, свойственное тому и другому. Или
——————
Heusdium Spec. crit. p. 33 etc. Платон этою формулою воспользовался также в Эвтидеме, p. 301 E; Закон. II, p. 673 D, 674 C. Употребляли ее и римляне — colophonem imponere vel addere, прилагая это выражение к тому, кто довел дело до конца. Но, вместо ἐπιτιθεὶς, Сократ у Платона здесь берет слово προςβιβάζων, так как для окончания исследования считает нужным некоторое насилие, и упоминает о золотой цепи, о которой идет речь у Омира (Iliad. 8, v. 17 sqq.). Евстафий говорит: Πλάτων δὲ αὐτὸν τὸν ἥλιον χρυσέαν λέγει σειράν· αὐτῷ γὰρ ἐκδέδεσθαι τὸ πᾶν. Между тем явно, что Платон вносит сюда мысль о золотой Омировой цепи, имея в виду показать превратное понятие физиков, которые воображали, что в этом месте у Омира таится какое-то глубокое знание природы вещей. Оттого произошло, что он и сам писателями позднейшего времени, которые не поняли его насмешки, безрассудно введен в общение с этим превратным представлением; ибо позднейшие платонисты долго и настойчиво прославляли эту Платонову цепь (см. Creuzerus ad Procl. Institut. Theolog. Plat. p. 142. Hermann. ad Lucian. De histor. conscrib. p. 56).
