то же, что ἀεισχόῤῥουν; ἡδονὴ есть ἡ πρὸς τὴν ὄνησιν τείνουσα πρᾶξις, какъ ἡ ὀνή; λύπη есть διάλυσις ἐν πάθει; ἀνία значитъ τὸ ἐμποδίζον τοῦ ἰέναι; ὀδύνη — τὴν ἔνδυσιν τῆς λύπης. Но долго было бы перечислять все, что, въ осмѣяніе гераклитянъ, объясняется здѣсь до стр. 421 A. Прибавимъ только одно: ἀλήθεια производится отъ θείας ἄλης, какъ бы отъ божественнаго скачка, а φεῦδος — отъ εὔδειν; наконецъ, ὄν и οὐσία, по способу гераклитянъ, объясняются чрезъ ἰόν и ἰοῦσαν (p. 421 B, C).
Смѣлость и необычайность производства какъ этихъ словъ, такъ и другихъ, на которыя будетъ указано, Сократъ извиняетъ тѣмъ, что многія слова — или варварскія, заимствованныя у другихъ народовъ, или отъ древности потеряли свое значеніе и потерпѣли сильную порчу. Теперь думаетъ онъ изслѣдывать вопросъ такъ, чтобы доходить до первыхъ стихій словъ; посему приступаетъ сперва къ разсмотрѣнію тѣхъ первоначальныхъ именъ, которыя не сложны или отъ другихъ не произведены, съ тѣмъ, чтобы потомъ коснуться также и отдѣльныхъ буквъ. Объ этомъ разсуждаетъ онъ слѣдующимъ образомъ.
Первоначальнымъ словамъ необходимо быть такими же, какими и производнымъ; ибо и они, если только призваны быть именами, должны выражать силу и природу вещей. Впрочемъ тѣ и другія различаются тѣмъ, что произведенныя слова показываютъ вещи посредствомъ первоначальныхъ, а простыя и коренныя дѣлаютъ это инымъ способомъ. Каковъ этотъ способъ означенія, — можно понять изъ слѣдующаго. Если бы, не имѣя ни языка ни слова, хотѣли мы обозначить окружающіе насъ предметы, то, безъ сомнѣнія, указывали бы ихъ руками, головою и другими членами тѣла, какъ дѣлаютъ это глухонѣмые. И такъ, намѣреваясь означить легкое и поднимающееся вверхъ, мы поднимали бы руки къ небу, а для означенія нижняго и тяжелаго, опускали бы ихъ книзу. Такимъ же образомъ и касательно всего прочаго. Но когда мы означаемъ вещи язы-
то же, что ἀεισχόῤῥουν; ἡδονὴ есть ἡ πρὸς τὴν ὄνησιν τείνουσα πρᾶξις, как ἡ ὀνή; λύπη есть διάλυσις ἐν πάθει; ἀνία значит τὸ ἐμποδίζον τοῦ ἰέναι; ὀδύνη — τὴν ἔνδυσιν τῆς λύπης. Но долго было бы перечислять всё, что, в осмеяние гераклитян, объясняется здесь до стр. 421 A. Прибавим только одно: ἀλήθεια производится от θείας ἄλης, как бы от божественного скачка, а φεῦδος — от εὔδειν; наконец, ὄν и οὐσία, по способу гераклитян, объясняются чрез ἰόν и ἰοῦσαν (p. 421 B, C).
Смелость и необычайность производства как этих слов, так и других, на которые будет указано, Сократ извиняет тем, что многие слова — или варварские, заимствованные у других народов, или от древности потеряли свое значение и потерпели сильную порчу. Теперь думает он исследывать вопрос так, чтобы доходить до первых стихий слов; посему приступает сперва к рассмотрению тех первоначальных имен, которые не сложны или от других не произведены, с тем, чтобы потом коснуться также и отдельных букв. Об этом рассуждает он следующим образом.
Первоначальным словам необходимо быть такими же, какими и производным; ибо и они, если только призваны быть именами, должны выражать силу и природу вещей. Впрочем те и другие различаются тем, что произведенные слова показывают вещи посредством первоначальных, а простые и коренные делают это иным способом. Каков этот способ означения, — можно понять из следующего. Если бы, не имея ни языка ни слова, хотели мы обозначить окружающие нас предметы, то, без сомнения, указывали бы их руками, головою и другими членами тела, как делают это глухонемые. И так, намереваясь означить легкое и поднимающееся вверх, мы поднимали бы руки к небу, а для означения нижнего и тяжелого, опускали бы их книзу. Таким же образом и касательно всего прочего. Но когда мы означаем вещи язы-
