Сокр. Ту, которую часто воспринимаетъ въ себя, говорили, сама душа.
Прот. Такъ какъ же это опять говоримъ мы?
Сокр. Гнѣвъ, страхъ, пожеланіе, гореваніе, любовь, E. ревность, ненависть, и все такое — не относишь ли ты къ нѣкоторымъ скорбямъ самой души?
Прот. Отношу.
Сокр. А не найдемъ ли мы, что онѣ исполнены невыразимыхъ удовольствій? Нужно ли намъ вспомнить о гнѣвѣ, «который и мудрыхъ въ неистовство вводитъ, и слаще меда бываетъ, текущаго капля за каплей»[1], — и объ 48. удовольствіяхъ, сколько ихъ примѣшивается къ гореванью и пожеланіямъ при скорбяхъ?
Прот. Не нужно; это-то бываетъ такъ, а не иначе.
Сокр. Притомъ, помнишь, въ трагическихъ-то представленіяхъ вмѣстѣ радуются и плачутъ?
Прот. Какъ же.
Сокр. А въ комедіяхъ, — развѣ не знаешь? — расположеніе души и тутъ бываетъ таково, что происходитъ смѣсь скорби удовольствія.
Прот. Не очень понимаю.
Сокр. Да и въ самомъ дѣлѣ не легко, Протархъ, всякій B. разъ понять здѣсь такое чувствованіе.
Прот. По крайней мѣрѣ, какъ видно, для меня.
Сокр. Ухватимся же за него тѣмъ болѣе[2], чѣмъ оно темнѣе, чтобы всякому легче было узнавать смѣсь скорби и удовольствія и въ другихъ чувствованіяхъ.
- ↑ Это взято изъ Омировой Иліады (XVIII, v. 107 sqq.), гдѣ Ахиллесъ говоритъ матери Ѳетисѣ: Ὡς ἔρις ἐκ τε θεῶν ἐκ τ᾽ ἀνθρώπων ἀπόλοιτο, καὶ χόλος, ὃς τ ἐφέηκε πολύφρονά περ χαλεπῆναι. Ὅς τε πολὺ γλυκίων μέλιτος καταλειβομένοιο ἀνδρῶν ἐν στήθεσσιν ἀέξεται ἠΰτε καπνός. Оно внесено сюда не вполнѣ, конечно, потому, что уже извѣстно было собесѣдникамъ.
- ↑ Сократъ учитъ, что и комедія возбуждаетъ удовольствіе, смѣшанное съ скорбію, и доказывать свое положеніе начинаетъ опредѣленіемъ зависти или злорадства. Злорадство, говоритъ онъ, есть болѣзнь души, состоящая въ томъ, что душа радуется чужому несчастію: отсюда, по его мнѣнію, можно
Сокр. Ту, которую часто воспринимает в себя, говорили, сама душа.
Прот. Так как же это опять говорим мы?
Сокр. Гнев, страх, пожелание, горевание, любовь, E. ревность, ненависть, и всё такое — не относишь ли ты к некоторым скорбям самой души?
Прот. Отношу.
Сокр. А не найдем ли мы, что они исполнены невыразимых удовольствий? Нужно ли нам вспомнить о гневе, «который и мудрых в неистовство вводит, и слаще меда бывает, текущего капля за каплей»[1], — и об 48. удовольствиях, сколько их примешивается к гореванью и пожеланиям при скорбях?
Прот. Не нужно; это-то бывает так, а не иначе.
Сокр. Притом, помнишь, в трагических-то представлениях вместе радуются и плачут?
Прот. Как же.
Сокр. А в комедиях, — разве не знаешь? — расположение души и тут бывает таково, что происходит смесь скорби удовольствия.
Прот. Не очень понимаю.
Сокр. Да и в самом деле не легко, Протарх, всякий B. раз понять здесь такое чувствование.
Прот. По крайней мере, как видно, для меня.
Сокр. Ухватимся же за него тем более[2], чем оно темнее, чтобы всякому легче было узнавать смесь скорби и удовольствия и в других чувствованиях.
——————
- ↑ Это взято из Омировой Илиады (XVIII, v. 107 sqq.), где Ахиллес говорит матери Фетисе: Ὡς ἔρις ἐκ τε θεῶν ἐκ τ᾽ ἀνθρώπων ἀπόλοιτο, καὶ χόλος, ὃς τ ἐφέηκε πολύφρονά περ χαλεπῆναι. Ὅς τε πολὺ γλυκίων μέλιτος καταλειβομένοιο ἀνδρῶν ἐν στήθεσσιν ἀέξεται ἠΰτε καπνός. Оно внесено сюда не вполне, конечно, потому, что уже известно было собеседникам.
- ↑ Сократ учит, что и комедия возбуждает удовольствие, смешанное со скорбию, и доказывать свое положение начинает определением зависти или злорадства. Злорадство, говорит он, есть болезнь души, состоящая в том, что душа радуется чужому несчастью: отсюда, по его мнению, можно
