И мнѣ кажется, что намѣревающійся философствовать, — молодъ ли онъ, или старъ, — всегда долженъ изучать что-нибудь одно, такъ чтобы знать въ жизни какъ можно болѣе. — Съ перваго раза я подумалъ, что эти слова нѣчто значатъ, и потому, нѣсколько поразмысливъ, спросилъ его: не почитаешь ли ты D. философіи многознаніемъ? — А онъ въ отвѣтъ: и очень. — Но представляется ли тебѣ, спросилъ я опять, что философія есть дѣло только прекрасное, или и доброе? — И очень доброе, отвѣчалъ онъ. — А въ одной ли философіи усматриваешь эту особенность, или таковы и другія занятія? Напримѣръ, любовь къ гимнастикѣ почитаешь ты расположеніемъ нетолько прекраснымъ, но и добрымъ, или нѣтъ? — Объ этомъ, сказалъ онъ очень иронически, — на-двое: для этого пусть будетъ сказано, говоритъ, что она — ни то ни сё; а для тебя, Сократъ, — почитаю ее дѣломъ прекраснымъ и добрымъ. — Но думаешь ли, что въ гимназіяхъ многотруженичество есть свидѣтельство любви E. къ гимнастикѣ? — Конечно, отвѣчалъ онъ; равно какъ и въ философствованіи многознаніе я почитаю любовью къ мудрости[1]. — Потомъ я сказалъ: кажется ли тебѣ, что любители гимнастическихъ упражненій желаютъ чего-нибудь другаго, кромѣ того, что можетъ улучшать ихъ тѣло? — Этого, отвѣчалъ онъ. — А правда ли, спросилъ я, что большіе труды улучшаютъ тѣло? — Да какъ же небольшими-то трудами могъ бы кто улучшить 134. его? — Тутъ мнѣ показалось, что любитель гимнастическихъ упражненій возбужденъ уже помогать мнѣ своею опытностію въ гимнастикѣ. Поэтому я спросилъ другаго: а ты-то чтоже молчишь у насъ, почтеннѣйшій, когда онъ говоритъ это? Не кажется ли и тебѣ, что люди улучшаютъ свои тѣла скорѣе большими трудами, чѣмъ умѣренными? — Я думалъ, Сократъ, какъ вообще говорятъ объ этомъ, отвѣчалъ онъ, и теперь знаю, что
- ↑ Сократъ сравниваетъ φιλοσοφίαν и φιλογυμναστίαν; потому что какъ первой свойственна πολυμάθεια, такъ послѣдней — πολυπονία. Но потомъ онъ доказываетъ, что πολυπονία, которую почитаютъ средствомъ для укрѣпленія тѣла, въ самомъ дѣлѣ не полезна тѣлу: а потому и πολυμάθεια, говоритъ, не полезна философіи.
И мне кажется, что намеревающийся философствовать, — молод ли он, или стар, — всегда должен изучать что-нибудь одно, так чтобы знать в жизни как можно более. — С первого раза я подумал, что эти слова нечто значат, и потому, несколько поразмыслив, спросил его: не почитаешь ли ты D. философии многознанием? — А он в ответ: и очень. — Но представляется ли тебе, спросил я опять, что философия есть дело только прекрасное, или и доброе? — И очень доброе, отвечал он. — А в одной ли философии усматриваешь эту особенность, или таковы и другие занятия? Например, любовь к гимнастике почитаешь ты расположением нетолько прекрасным, но и добрым, или нет? — Об этом, сказал он очень иронически, — надвое: для этого пусть будет сказано, говорит, что она — ни то ни сё; а для тебя, Сократ, — почитаю ее делом прекрасным и добрым. — Но думаешь ли, что в гимназиях многотруженичество есть свидетельство любви E. к гимнастике? — Конечно, отвечал он; равно как и в философствовании многознание я почитаю любовью к мудрости[1]. — Потом я сказал: кажется ли тебе, что любители гимнастических упражнений желают чего-нибудь другого, кроме того, что может улучшать их тело? — Этого, отвечал он. — А правда ли, спросил я, что большие труды улучшают тело? — Да как же небольшими-то трудами мог бы кто улучшить 134. его? — Тут мне показалось, что любитель гимнастических упражнений возбужден уже помогать мне своею опытностью в гимнастике. Поэтому я спросил другого: а ты-то что же молчишь у нас, почтеннейший, когда он говорит это? Не кажется ли и тебе, что люди улучшают свои тела скорее большими трудами, чем умеренными? — Я думал, Сократ, как вообще говорят об этом, отвечал он, и теперь знаю, что
————————————
- ↑ Сократ сравнивает φιλοσοφίαν и φιλογυμναστίαν; потому что как первой свойственна πολυμάθεια, так последней — πολυπονία. Но потом он доказывает, что πολυπονία, которую почитают средством для укрепления тела, в самом деле не полезна телу: а потому и πολυμάθεια, говорит, не полезна философии.
