вно какъ и тотъ восторгъ Федра, съ которымъ онъ превозносилъ рѣчь Лизіаса и подъ который считалъ приличнымъ поддѣлываться Сократъ, говоря о до-мірной жизни душъ. Время, когда написанъ Федръ, гораздо лучше можетъ быть опредѣлено родомъ и степенью раскрытія содержащагося въ немъ ученія. Мы видимъ, что важнѣйшія положенія Платоновой философіи, напримѣръ, — о происхожденіи, природѣ и способностяхъ души, объ идеяхъ, объ истинномъ знаніи и проч., развиты въ немъ вполнѣ и съ такимъ совершенствомъ, какое возможно было для Философа не иначе, какъ въ зрѣломъ его возрастѣ. Притомъ Платонъ во второй произнесенной Сократомъ рѣчи явно пользуется представленіями школы пиѳагорейской и раскрываетъ ихъ такъ обстоятельно, что подобное знаніе о нихъ могъ онъ получить не прежде путешествія своего въ Сицилію и Великую Грецію (см. соч. Пл., т. 1, стр. 7). Мнѣніе Шлейермахера, Аста и др. о Федрѣ, какъ о произведеніи ума еще юнаго, не оправдывается и самою формою разговора. Планъ его обдуманъ такъ зрѣло и выполненъ съ такимъ искуствомъ, что юношѣ это было бы не по силамъ. Формальною своею стороною Федръ, безспорно, стоитъ выше многихъ лучшихъ Платоновыхъ сочиненій. Надобно сверхъ того обратить вниманіе и на поразительное сходство разсматриваемаго діалога съ Симпосіономъ или Пиромъ, и мы совершенно убѣдимся, что онъ написанъ былъ послѣ путешествія Платона въ Италію. Оба эти діалога, по содержанію, находятся въ такой близкой связи и зависимости, что составляютъ какбы двѣ части одного и того же сочиненія: ибо въ Федрѣ показывается, что ораторское искуство риторовъ и софистовъ не основывается ни на какихъ философскихъ началахъ, и двѣ рѣчи Сократа излагаются только какъ практическое доказательство того, что чуждая этихъ началъ рѣчь Лизіаса потому самому никуда не годится; а въ Симпосіонѣ, напротивъ, о томъ, что̀ при чтеніи Федра представляется главнымъ, говорится только мимоходомъ, существенно же и осо-
вно как и тот восторг Федра, с которым он превозносил речь Лизиаса и под который считал приличным подделываться Сократ, говоря о до-мирной жизни душ. Время, когда написан Федр, гораздо лучше может быть определено родом и степенью раскрытия содержащегося в нём учения. Мы видим, что важнейшие положения Платоновой философии, например, — о происхождении, природе и способностях души, об идеях, об истинном знании и проч., развиты в нём вполне и с таким совершенством, какое возможно было для Философа не иначе, как в зрелом его возрасте. Притом Платон во второй произнесенной Сократом речи явно пользуется представлениями школы пифагорейской и раскрывает их так обстоятельно, что подобное знание о них мог он получить не прежде путешествия своего в Сицилию и Великую Грецию (см. соч. Пл., т. 1, стр. 7). Мнение Шлейермахера, Аста и др. о Федре, как о произведении ума еще юнаго, не оправдывается и самою формою разговора. План его обдуман так зрело и выполнен с таким искусством, что юноше это было бы не по силам. Формальною своею стороною Федр, бесспорно, стоит выше многих лучших Платоновых сочинений. Надобно сверх того обратить внимание и на поразительное сходство рассматриваемого диалога с Симпосионом или Пиром, и мы совершенно убедимся, что он написан был после путешествия Платона в Италию. Оба эти диалога, по содержанию, находятся в такой близкой связи и зависимости, что составляют как бы две части одного и того же сочинения: ибо в Федре показывается, что ораторское искусство риторов и софистов не основывается ни на каких философских началах, и две речи Сократа излагаются только как практическое доказательство того, что чуждая этих начал речь Лизиаса потому самому никуда не годится; а в Симпосионе, напротив, о том, что̀ при чтении Федра представляется главным, говорится только мимоходом, существенно же и осо-
