и впалъ въ натурализмъ. Нельзя винить и Аристофана, что Эроса производилъ онъ изъ стремленія человѣка къ самовосполненію и самосовершенствованію; но онъ упустилъ изъ вида цѣль самовосполненія, а потому не могъ опредѣлить, каково, по природѣ любви, долженствовало быть самоусовершеніе, и смѣшавъ такимъ образомъ любовь нравственную и чувственную въ одно понятіе о жизни, является просто идонистомъ. Замѣчая во всѣхъ сказанныхъ рѣчахъ такой недостатокъ методы, Агатонъ, подобно Федру, считаетъ нужнымъ сперва узнать существо Эроса и потомъ уже опредѣлить его дѣйствія. По существу, говоритъ онъ, Эросъ всего прекраснѣе и всего добрѣе, и разсматриваетъ, во-первыхъ, отдѣльныя черты его красоты, во-вторыхъ, отдѣльные виды его добродѣтелей. Къ чертамъ красоты Эроса относитъ онъ вѣчную его молодость и по этому поводу опровергаетъ мнѣніе Федра о его старости, или древности; затѣмъ его нѣжность, и притомъ въ смыслѣ нравственномъ, какъ такое свойство, по которому онъ утверждаетъ свое жилище въ нѣжныхъ душахъ боговъ и людей; наконецъ его тонкость или благоразуміе. Добродѣтели Эроса разсматриваетъ Агатонъ подъ извѣстными категоріями добродѣтелей Платоновой нравственности и говоритъ, что Эросъ не обижаетъ и не получаетъ обиды, слѣдовательно справедливъ, господствуетъ надъ удовольствіями и страстями, слѣдовательно разсудителенъ, всѣми владѣетъ, слѣдовательно мужественъ, даетъ успѣхи на поприщѣ наукъ и искуствъ, слѣдовательно мудръ. Такими чертами опредѣляетъ Агатонъ природу Эроса и потомъ, сообразно съ этою природою, слегка очертываетъ общество, управляемое и проникаемое любовію, говоря, что она сближаетъ людей на всѣхъ путяхъ ихъ жизни, дѣлаетъ ихъ кроткими, благорасположенными, милостивыми, привѣтливыми, ревнительными къ пользѣ добрыхъ, и проч. (195 A — 197 E). Вникая въ отличительныя свойства этой рѣчи, мы видимъ, что она, по своей методѣ, превосходнѣе всѣхъ прежнихъ; по крайней мѣрѣ замѣтно, что
и впал в натурализм. Нельзя винить и Аристофана, что Эроса производил он из стремления человека к самовосполнению и самосовершенствованию; но он упустил из вида цель самовосполнения, а потому не мог определить, каково, по природе любви, долженствовало быть самоусовершение, и смешав таким образом любовь нравственную и чувственную в одно понятие о жизни, является просто идонистом. Замечая во всех сказанных речах такой недостаток методы, Агатон, подобно Федру, считает нужным сперва узнать существо Эроса и потом уже определить его действия. По существу, говорит он, Эрос всего прекраснее и всего добрее, и рассматривает, во-первых, отдельные черты его красоты, во-вторых, отдельные виды его добродетелей. К чертам красоты Эроса относит он вечную его молодость и по этому поводу опровергает мнение Федра о его старости, или древности; затем его нежность, и притом в смысле нравственном, как такое свойство, по которому он утверждает свое жилище в нежных душах богов и людей; наконец его тонкость или благоразумие. Добродетели Эроса рассматривает Агатон под известными категориями добродетелей Платоновой нравственности и говорит, что Эрос не обижает и не получает обиды, следовательно справедлив, господствует над удовольствиями и страстями, следовательно рассудителен, всеми владеет, следовательно мужествен, дает успехи на поприще наук и искусств, следовательно мудр. Такими чертами определяет Агатон природу Эроса и потом, сообразно с этою природою, слегка очертывает общество, управляемое и проникаемое любовью, говоря, что она сближает людей на всех путях их жизни, делает их кроткими, благорасположенными, милостивыми, приветливыми, ревнительными к пользе добрых, и проч. (195 A — 197 E). Вникая в отличительные свойства этой речи, мы видим, что она, по своей методе, превосходнее всех прежних; по крайней мере заметно, что
