трагическое, — и Акуменъ: ты знаешь нѣчто предшествующее врачебному искуству, а не врачебное искуство.
Федръ. Безъ сомнѣнія.
Сокр. Но что̀, по нашему мнѣнію, сказалъ бы медоустый Адрастъ[1], или хотя бы Периклъ, услышавъ объ этихъ прекрасныхъ затѣяхъ искуства, объ этихъ краткословіяхъ, образословіяхъ и о проч., что̀ было разсматриваемо нами и что̀, какъ мы говорили, надобно изслѣдовать въ полномъ свѣтѣ? Стали ли бы они обнаруживать свою досаду, подобно мнѣ B. и тебѣ, какими-нибудь невѣжливыми выраженіями противъ людей, пишущихъ и преподающихъ это подъ именемъ риторики, — или, будучи мудрѣе насъ, дали бы намъ слѣдующій урокъ: Федръ и Сократъ! вы должны не сердиться, а извинять, когда иные, не умѣя разговаривать, не могутъ опредѣлить, что̀ такое риторика, и оттого, владѣя познаніями, необходимыми предъ искуствомъ, обыкновенно видятъ C. въ нихъ самую риторику. Тому же учатъ они и другихъ и думаютъ, что у нихъ учатся дѣйствительно риторикѣ. А говорить о каждомъ предметѣ убѣдительно и составлять одно цѣлое, — это бездѣлица, это ихъ ученики въ своихъ рѣчахъ должны дѣлать сами собою.
Федръ. Конечно, Сократъ, таково вѣроятно искуство, которое эти люди пишутъ и преподаютъ подъ именемъ ри-
- ↑ Медоустый Адрастъ. Прилагательнымъ «медоустый» Платонъ намекаетъ на стихъ Тиртея (Fragm. III, v. 8): οὐδ᾽ εἰ — γλῶσσαν δ᾽ Ἀδρήστου μειλιχόγηρυν ἔχον. Адрастъ Аргивянинъ, лице изъ героическихъ временъ Греціи, приходилъ къ Тезею и съ удивительнымъ краснорѣчіемъ умолялъ его подать себѣ помощь (Isocr. Panath. p. 829; Paus. 1, p. 37). Астъ и Штальбомъ полагаютъ, что подъ именемъ Адраста Платонъ разумѣлъ котораго-нибудь лучшаго изъ позднѣйшихъ ораторовъ, и говорятъ, что онъ указываетъ именно на Антифона рамнузійскаго, какъ прежде именами Нестора, Одиссея и Паламида называлъ современныхъ себѣ софистовъ. Антифонъ, дѣйствительно, былъ весьма пріятный ораторъ; такъ что, уважая въ немъ μέλιτος γλυκίονα αὐδήν, Греки придавали ему имя Нестора (v. Ruhnk. dissert. de Antiph. orat. Att. T. VII, p. 810, ed. Reisk). Притомъ, обвиненный въ измѣнѣ, Антифонъ, точно какъ нѣкогда Адрастъ къ Тезею, прибѣгалъ къ Аѳинянамъ съ прошеніемъ, и столь краснорѣчиво защищалъ свою невинность, что, по свидѣтельству Ѳукидида (VIII, 68), всѣхъ превзошелъ въ этомъ отношеніи.
трагическое, — и Акумен: ты знаешь нечто предшествующее врачебному искусству, а не врачебное искусство.
Федр. Без сомнения.
Сокр. Но что̀, по нашему мнению, сказал бы медоустый Адраст[1], или хотя бы Перикл, услышав об этих прекрасных затеях искусства, об этих краткословиях, образословиях и о проч., что̀ было рассматриваемо нами и что̀, как мы говорили, надобно исследовать в полном свете? Стали ли бы они обнаруживать свою досаду, подобно мне B. и тебе, какими-нибудь невежливыми выражениями против людей, пишущих и преподающих это под именем риторики, — или, будучи мудрее нас, дали бы нам следующий урок: Федр и Сократ! вы должны не сердиться, а извинять, когда иные, не умея разговаривать, не могут определить, что̀ такое риторика, и оттого, владея познаниями, необходимыми пред искусством, обыкновенно видят C. в них самую риторику. Тому же учат они и других и думают, что у них учатся действительно риторике. А говорить о каждом предмете убедительно и составлять одно целое, — это безделица, это их ученики в своих речах должны делать сами собою.
Федр. Конечно, Сократ, таково вероятно искусство, которое эти люди пишут и преподают под именем ри-
————————————
- ↑ Медоустый Адраст. Прилагательным «медоустый» Платон намекает на стих Тиртея (Fragm. III, v. 8): οὐδ᾽ εἰ — γλῶσσαν δ᾽ Ἀδρήστου μειλιχόγηρυν ἔχον. Адраст Аргивянин, лице из героических времен Греции, приходил к Тезею и с удивительным красноречием умолял его подать себе помощь (Isocr. Panath. p. 829; Paus. 1, p. 37). Аст и Штальбом полагают, что под именем Адраста Платон разумел которого-нибудь лучшего из позднейших ораторов, и говорят, что он указывает именно на Антифона рамнузийского, как прежде именами Нестора, Одиссея и Паламида называл современных себе софистов. Антифон, действительно, был весьма приятный оратор; так что, уважая в нём μέλιτος γλυκίονα αὐδήν, Греки придавали ему имя Нестора (v. Ruhnk. dissert. de Antiph. orat. Att. T. VII, p. 810, ed. Reisk). Притом, обвиненный в измене, Антифон, точно как некогда Адраст к Тезею, прибегал к Афинянам с прошением, и столь красноречиво защищал свою невинность, что, по свидетельству Фукидида (VIII, 68), всех превзошел в этом отношении.
