всѣхъ этихъ трагическихъ изяществъ былъ онъ[1]. Предъ лицомъ истины-то, правда, это не дѣлаетъ чести тому мужу: но, о чемъ говорю, надобно сказать. — Конечно, примолвилъ онъ. —
Слушай же, а особенно отвѣчай. — Спрашивай. — Можешь ли опредѣлить вообще, что такое — подражаніе? Вѣдь самъ-то я недовольно понимаю, что изъ этого выдетъ. — Такъ я-то, стало-быть, пойму? сказалъ онъ. — Да и нѣтъ ничего страннаго, примолвилъ я; потому что тупое зрѣніе нерѣдко прежде видитъ, чѣмъ острое[2]. — Это такъ, сказалъ онъ; но въ 596. твоемъ присутствіи я не имѣлъ бы готовности говорить, хотя бы и представлялось мнѣ что-нибудь. Такъ смотри самъ. — Хочешь ли, свое разсмотрѣніе начнемъ выше, слѣдуя обыкновенной своей методѣ? Вѣдь относительно каждаго множества, означаемаго однимъ именемъ, мы обыкновенно беремъ какой-нибудь отдѣльный родъ[3]. Или не знаешь? — Знаю. — По-
- ↑ Платонъ здѣсь почитаетъ Омира первымъ зараждателемъ греческой трагедіи; потому что дѣйствующія лица въ его поэмахъ разговариваютъ между собою и дѣйствуютъ сами, а поэтъ-повѣствователь какбы скрывается за сценою этихъ дѣйствій и рѣчей. Объ Омирѣ то же говоритъ нашъ философъ и въ другихъ мѣстахъ Государства (p. 598 D. 607 A), и въ Теэтетѣ (p. 152 E): καὶ τῶν ποιητῶν οἱ ἄκροι τῆς ποιήσεως· κωμῳδίας μὲν Ἐπιχάρμος, τραγῳδίας δε Ὅμηρος. А Аристотель признаетъ Омира отцомъ вообще драмматической поэзіи (Art. Poet. с. 4): Μόνος γὰρ Ὅμηρος οὐχ ὅτι εὖ, ἀλλὰ ἐπὶ μιμήσεις δραμματικὰς ἐποίησεν. Οὕτω καὶ τὰ τῆς κωμῳδίας σχήματα πρῶτος ὑπέδειξεν, οὐ ψόγον, ἀλλὰ τὸ γελοῖον δραμματοποιῆσας. Ὁ γὰρ Μαργίτης ἀνάλογον ἔχει, ὥςπερ Ιλιὰς καὶ Οδυσσεἱα πρὸς τὰς τραγῳδίας, οὕτω καὶ οὖτος προς τὰς κωμῳδίας. Трагическіе поэты называются здѣсь καλοί, конечно, съ нѣкоторою насмѣшкою, тогда какъ въ другихъ случаяхъ καλός служило льстивымъ выраженіемъ аттической вѣжливости.
- ↑ Сократъ здѣсь вѣжливо шутитъ надъ скромностію друга. Ἀμβλήτερον ὁρόντες, въ связи съ словами πρότεροι εἶδον, надобно понимать въ смыслѣ ироническомъ.
- ↑ Беремъ какой-нибудь отдѣльный родъ, εἶδος πού τι ἓν ἕκαστον εἰώθαμεν τίθεσθαι. Критики въ этомъ мѣстѣ затрудняются опредѣленіемъ значенія εἶδος. Однимъ представляется, что Платонъ говоритъ здѣсь о родовомъ понятіи, въ которомъ содержится множество видовъ и недѣлимыхъ; а другіе полагаютъ, что стоящее въ этомъ текстѣ слово εἶδος однозначительно съ словомъ ἰδέα, или съ именемъ значенія вещи самой въ себѣ, то-есть взятой въ реальной ея сущности. Находя, что у Платона въ нѣкоторыхъ мѣстахъ его сочиненій эти два термина какъ будто смѣшиваются, Діогенъ Лаэрцій (III, 63) утверждаетъ, что εἶδος и ἰδέα онъ употреблялъ безразлично, въ одномъ и томъ же значеніи. Какъ согла-
всех этих трагических изяществ был он[1]. Пред лицом истины-то, правда, это не делает чести тому мужу: но, о чём говорю, надобно сказать. — Конечно, примолвил он. —
Слушай же, а особенно отвечай. — Спрашивай. — Можешь ли определить вообще, что такое — подражание? Ведь сам-то я недовольно понимаю, что из этого выдет. — Так я-то, стало быть, пойму? сказал он. — Да и нет ничего странного, примолвил я; потому что тупое зрение нередко прежде видит, чем острое[2]. — Это так, сказал он; но в 596. твоем присутствии я не имел бы готовности говорить, хотя бы и представлялось мне что-нибудь. Так смотри сам. — Хочешь ли, свое рассмотрение начнем выше, следуя обыкновенной своей методе? Ведь относительно каждого множества, означаемого одним именем, мы обыкновенно берем какой-нибудь отдельный род[3]. Или не знаешь? — Знаю. — По-
————————————
- ↑ Платон здесь почитает Омира первым зарождателем греческой трагедии; потому что действующие лица в его поэмах разговаривают между собою и действуют сами, а поэт-повествователь как бы скрывается за сценою этих действий и речей. Об Омире то же говорит наш философ и в других местах Государства (p. 598 D. 607 A), и в Теэтете (p. 152 E): καὶ τῶν ποιητῶν οἱ ἄκροι τῆς ποιήσεως· κωμῳδίας μὲν Ἐπιχάρμος, τραγῳδίας δε Ὅμηρος. А Аристотель признает Омира отцом вообще драмматической поэзии (Art. Poet. с. 4): Μόνος γὰρ Ὅμηρος οὐχ ὅτι εὖ, ἀλλὰ ἐπὶ μιμήσεις δραμματικὰς ἐποίησεν. Οὕτω καὶ τὰ τῆς κωμῳδίας σχήματα πρῶτος ὑπέδειξεν, οὐ ψόγον, ἀλλὰ τὸ γελοῖον δραμματοποιῆσας. Ὁ γὰρ Μαργίτης ἀνάλογον ἔχει, ὥςπερ Ιλιὰς καὶ Οδυσσεἱα πρὸς τὰς τραγῳδίας, οὕτω καὶ οὖτος προς τὰς κωμῳδίας. Трагические поэты называются здесь καλοί, конечно, с некоторою насмешкою, тогда как в других случаях καλός служило льстивым выражением аттической вежливости.
- ↑ Сократ здесь вежливо шутит над скромностью друга. Ἀμβλήτερον ὁρόντες, в связи со словами πρότεροι εἶδον, надобно понимать в смысле ироническом.
- ↑ Берем какой-нибудь отдельный род, εἶδος πού τι ἓν ἕκαστον εἰώθαμεν τίθεσθαι. Критики в этом месте затрудняются определением значения εἶδος. Одним представляется, что Платон говорит здесь о родовом понятии, в котором содержится множество видов и неделимых; а другие полагают, что стоящее в этом тексте слово εἶδος однозначительно со словом ἰδέα, или с именем значения вещи самой в себе, то есть взятой в реальной её сущности. Находя, что у Платона в некоторых местах его сочинений эти два термина как будто смешиваются, Диоген Лаэрций (III, 63) утверждает, что εἶδος и ἰδέα он употреблял безразлично, в одном и том же значении. Как согла-
