Начертавъ образъ философа, способнаго управлять государствомъ, Платонъ продолжаетъ разсуждать слѣдующимъ образомъ: Если философами, говоритъ, надобно почитать тѣхъ, которые стараются созерцать вѣчныя формы вещей, а обращающіеся съ вещами многоразличными, текучими и перемѣнчивыми — не философы; то легко понять, кому слѣдуетъ ввѣрять кормило государственнаго правленія. Вѣдь философы-то, имѣя познаніе истины, ясно будутъ усматривать, что̀ справедливо въ обществѣ, что̀ несправедливо. Поэтому въ стражей общества должны быть избираемы люди, знающіе силу и природу каждой вещи, особенно когда не лишены они и тѣхъ добродѣтелей, которыми отличаются другіе. Пламенѣя любовію къ предметамъ истинно сущимъ, они будутъ также любить искуства и науки, открывающія имъ силу какбы вѣчной сущности, а оттого станутъ заботливо избѣгать лжи и держаться одной истины; ибо съ мудростію, къ которой они стремятся, ничто столько не сродно, какъ истина. Находя же удовольствіе преимущественно въ любви къ наукѣ и мудрости, они, конечно, не будутъ думать объ удовольствіяхъ тѣлесныхъ, слѣдовательно станутъ украшаться разсудительностію и умѣренностію. А когда человѣка, своимъ умомъ старающагося обнять весь кругъ вещей человѣческихъ и божественныхъ и своею душою созерцающаго силу и природу всего времени и всей сущности, не будетъ занимать ничто мелочное; тогда онъ не подумаетъ высоко цѣнить жизнь настоящую; слѣдовательно будетъ презирать смерть и не обнаружитъ ни трусливости, ни малодушія, но, болѣе чѣмъ кто дру-
Начертав образ философа, способного управлять государством, Платон продолжает рассуждать следующим образом: Если философами, говорит, надобно почитать тех, которые стараются созерцать вечные формы вещей, а обращающиеся с вещами многоразличными, текучими и переменчивыми — не философы; то легко понять, кому следует вверять кормило государственного правления. Ведь философы-то, имея познание истины, ясно будут усматривать, что̀ справедливо в обществе, что̀ несправедливо. Поэтому в стражей общества должны быть избираемы люди, знающие силу и природу каждой вещи, особенно когда не лишены они и тех добродетелей, которыми отличаются другие. Пламенея любовью к предметам истинно сущим, они будут также любить искусства и науки, открывающие им силу как бы вечной сущности, а оттого станут заботливо избегать лжи и держаться одной истины; ибо с мудростию, к которой они стремятся, ничто столько не сродно, как истина. Находя же удовольствие преимущественно в любви к науке и мудрости, они, конечно, не будут думать об удовольствиях телесных, следовательно станут украшаться рассудительностью и умеренностью. А когда человека, своим умом старающегося обнять весь круг вещей человеческих и божественных и своею душою созерцающего силу и природу всего времени и всей сущности, не будет занимать ничто мелочное; тогда он не подумает высоко ценить жизнь настоящую; следовательно будет презирать смерть и не обнаружит ни трусливости, ни малодушие, но, более чем кто дру-
