онъ себѣ вѣроломства въ клятвахъ, или въ иныхъ обѣщаніяхъ. — Какъ можно? — А любодѣяніе, безпечность о родителяхъ и непочитаніе боговъ скорѣе подойдетъ ко всякому другому, чѣмъ къ нему. — Да, скорѣе ко всякому, сказалъ онъ. — B. И не та ли причина всего этого, что каждая часть его, въ начальствованіи и послушаніи, дѣлаетъ у него свое? — Конечно эта, а не другая какая-нибудь. — Такъ ищешь ли ты еще иной справедливости, кромѣ той силы, которая и людей и городъ приводитъ въ такое состояніе? — Клянусь Зевсомъ, не ищу, сказалъ онъ. — Значитъ, наше сновидѣніе, которое мы C. называли догадкою, наконецъ исполнилось; ибо едва только начали мы создавать городъ, — вдругъ, подъ руководствомъ, кажется, нѣкоего бога, нашли начало и отпечатокъ справедливости. — Безъ сомнѣнія. — То-то и было, Главконъ, нѣкоторымъ ея образомъ (отчего это и полезно), что по природѣ башмачникъ долженъ хорошо шить башмаки, а въ другія дѣла не мѣшаться, что плотникъ долженъ плотничать, и прочіе такимъ же образомъ. — Видимо. — Справедливость, какъ выходитъ, въ самомъ дѣлѣ есть нѣчто такое, — и притомъ не D. по внѣшней своей дѣятельности, а истинно по внутренней, — по себѣ и своему, такъ какъ она никому не позволяетъ дѣлать чужое, и родамъ души — браться за многое насчетъ другъ друга. Распоряжаясь, какъ слѣдуетъ, своимъ, правя и украшая свое и будучи другомъ себѣ, она настрояетъ эти три рода, точно будто три предѣла гармоніи — высшій, низшій, средній E. и, если есть, — другіе, промежуточные, — всѣ ихъ связуетъ и, становясь однимъ изъ многихъ, мѣрнымъ и согласнымъ, дѣйствуетъ такъ, что, касается ли дѣло пріобрѣтенія денегъ, или попеченія о тѣлѣ, или совѣщаній о чемъ-нибудь политическомъ либо частномъ, — во всѣхъ случаяхъ дѣйствіе справедливое одобряетъ и называетъ хорошимъ, когда имъ поддерживается это отношеніе родовъ и усовершается, а мудростію почитаетъ знаніе, этимъ дѣйствіемъ управляющее, 444. несправедливое же дѣло, всегда разрушающее его, и мнѣніе, надъ нимъ начальствующее, именуетъ невѣжествомъ. — Безъ
он себе вероломства в клятвах, или в иных обещаниях. — Как можно? — А любодеяние, беспечность о родителях и непочитание богов скорее подойдет ко всякому другому, чем к нему. — Да, скорее ко всякому, сказал он. — B. И не та ли причина всего этого, что каждая часть его, в начальствовании и послушании, делает у него свое? — Конечно эта, а не другая какая-нибудь. — Так ищешь ли ты еще иной справедливости, кроме той силы, которая и людей и город приводит в такое состояние? — Клянусь Зевсом, не ищу, сказал он. — Значит, наше сновидение, которое мы C. называли догадкою, наконец исполнилось; ибо едва только начали мы создавать город, — вдруг, под руководством, кажется, некоего бога, нашли начало и отпечаток справедливости. — Без сомнения. — То-то и было, Главкон, некоторым её образом (отчего это и полезно), что по природе башмачник должен хорошо шить башмаки, а в другие дела не мешаться, что плотник должен плотничать, и прочие таким же образом. — Видимо. — Справедливость, как выходит, в самом деле есть нечто такое, — и притом не D. по внешней своей деятельности, а истинно по внутренней, — по себе и своему, так как она никому не позволяет делать чужое, и родам души — браться за многое насчет друг друга. Распоряжаясь, как следует, своим, правя и украшая свое и будучи другом себе, она настрояет эти три рода, точно будто три предела гармонии — высший, низший, средний E. и, если есть, — другие, промежуточные, — все их связует и, становясь одним из многих, мерным и согласным, действует так, что, касается ли дело приобретения денег, или попечения о теле, или совещаний о чём-нибудь политическом либо частном, — во всех случаях действие справедливое одобряет и называет хорошим, когда им поддерживается это отношение родов и усовершается, а мудростию почитает знание, этим действием управляющее, 444. несправедливое же дело, всегда разрушающее его, и мнение, над ним начальствующее, именует невежеством. — Без
