и очень много; это часто случается, отвѣчалъ онъ. — Что же подумать о нихъ? спросилъ я: не то ли, что въ душѣ ихъ есть одно повелѣвающее, а другое возбраняющее пить, и что послѣднее отлично отъ повелѣвающаго и господствуетъ надъ нимъ? — Мнѣ кажется, отвѣчалъ онъ. — Слѣдовательно, возбраняющее не по разуму ли внушаетъ это, если внушаетъ? а что ведетъ и влечетъ, не отъ страстей ли происходитъ и D. болѣзней? — Явно. — Такъ не безразсудно, сказалъ я, мы будемъ здѣсь признавать двойственное и взаимно различное: — одно, чѣмъ душа разумѣетъ, называя разумностію души, а другое, чѣмъ она любитъ, алчетъ, жаждетъ и влечется къ инымъ пожеланіямъ, — неразумностію и пожелательностію — подругою восполненія какихъ-нибудь наслажденій[1] и удовольствій. — Нѣтъ, отвѣчалъ онъ, мы по справедливости E. можемъ такъ думать. — Пусть же, сказалъ я, будутъ у насъ теперь разграничены два имѣющихся въ душѣ вида. Но видъ гнѣвливости, или то, чѣмъ мы гнѣваемся, есть ли третій, или онъ однороденъ съ которымъ-нибудь изъ этихъ[2]? — Можетъ быть, съ однимъ изъ этихъ, — съ пожелательностію, отвѣчалъ онъ. — Однакожъ нѣкогда носился слухъ, сказалъ я, и можно вѣрить, что Леонтій, сынъ Аглайона, возвращаясь изъ Пирея по дорогѣ за сѣверною стѣною, замѣтилъ лежавшія на лоб-
- ↑ Подругою восполненія какихъ-нибудь наслажденій у Платона коротко: πληρώσεών τινων — ἑταῖρον. Всякое желаніе природы пожелательной предполагаетъ κένωσίν τινα, которое должно быть восполнено. (Въ текстѣ сноски №№ 1 и 2 перепутаны мѣстами. Ред. электроннаго изданія.)
- ↑ Что разумную и неразумную природу души Платонъ противуполагалъ одну другой, — это во многихъ мѣстахъ его сочиненій высказано ясно (Tim. p. 69 C. Phaedr. p. 237 E. Сравн. Aristot. Magn. Mor. I, p. 1182. 23). Но рѣшеніе вопроса о природѣ гнѣвливой или раздражительной у Платона заключаетъ менѣе опредѣленности. Въ этомъ отношеніи вѣрнѣе всего то, что природу раздражительную онъ поставляетъ въ срединѣ между разумною и неразумною, такъ что почитаетъ ее центральною силою самочувствія. Въ природѣ раздражительной сотворенные боги какбы положили собственный свой образъ; поэтому θυμὸς въ человѣческой душѣ есть τὸ δαιμόνιον — божественное, среднее между Богомъ и смертностію. Πᾶν τὸ δαιμόνιον μεταξύ ἐστι θεοῦ τε καὶ θνητοῦ. Conv. 202 D. О природѣ души, по ученію Платона, много говорили — Alcinous de doctr. Plat. с. 23, 24. Diog. Laërt. vit. Plat. III, § 67. Davis ad Ciceron. Tuscul. II, 20. IV, 5. Tennem. System. philos. Plat. T. III, p. 50 sq. (Въ текстѣ сноски №№ 1 и 2 перепутаны мѣстами. Ред. электроннаго изданія.)
и очень много; это часто случается, отвечал он. — Что же подумать о них? спросил я: не то ли, что в душе их есть одно повелевающее, а другое возбраняющее пить, и что последнее отлично от повелевающего и господствует над ним? — Мне кажется, отвечал он. — Следовательно, возбраняющее не по разуму ли внушает это, если внушает? а что ведет и влечет, не от страстей ли происходит и D. болезней? — Явно. — Так не безрассудно, сказал я, мы будем здесь признавать двойственное и взаимно различное: — одно, чем душа разумеет, называя разумностью души, а другое, чем она любит, алчет, жаждет и влечется к иным пожеланиям, — неразумностью и пожелательностью — подругою восполнения каких-нибудь наслаждений[1] и удовольствий. — Нет, отвечал он, мы по справедливости E. можем так думать. — Пусть же, сказал я, будут у нас теперь разграничены два имеющихся в душе вида. Но вид гневливости, или то, чем мы гневаемся, есть ли третий, или он однороден с которым-нибудь из этих[2]? — Может быть, с одним из этих, — с пожелательностью, отвечал он. — Однакож некогда носился слух, сказал я, и можно верить, что Леонтий, сын Аглайона, возвращаясь из Пирея по дороге за северною стеною, заметил лежавшие на лоб-
————————————
- ↑ Подругою восполнения каких-нибудь наслаждений у Платона коротко: πληρώσεών τινων — ἑταῖρον. Всякое желание природы пожелательной предполагает κένωσίν τινα, которое должно быть восполнено. (В тексте сноски №№ 1 и 2 перепутаны местами. Ред. электронного издания.)
- ↑ Что разумную и неразумную природу души Платон противуполагал одну другой, — это во многих местах его сочинений высказано ясно (Tim. p. 69 C. Phaedr. p. 237 E. Сравн. Aristot. Magn. Mor. I, p. 1182. 23). Но решение вопроса о природе гневливой или раздражительной у Платона заключает менее определенности. В этом отношении вернее всего то, что природу раздражительную он поставляет в средине между разумною и неразумною, так что почитает ее центральною силою самочувствия. В природе раздражительной сотворенные боги как бы положили собственный свой образ; поэтому θυμὸς в человеческой душе есть τὸ δαιμόνιον — божественное, среднее между Богом и смертностью. Πᾶν τὸ δαιμόνιον μεταξύ ἐστι θεοῦ τε καὶ θνητοῦ. Conv. 202 D. О природе души, по учению Платона, много говорили — Alcinous de doctr. Plat. с. 23, 24. Diog. Laërt. vit. Plat. III, § 67. Davis ad Ciceron. Tuscul. II, 20. IV, 5. Tennem. System. philos. Plat. T. III, p. 50 sq. (В тексте сноски №№ 1 и 2 перепутаны местами. Ред. электронного издания.)
