ной жизни, которыми опредѣляется совершенство недѣлимаго. Мудрость, говоритъ Платонъ, есть добродѣтель правителей; мужество свойственно болѣе всего сословію воиновъ, согласно съ предписаніями правительства, ограждающихъ благоденствіе и безопасность общественную; разсудительность усматривается въ подчиненіи народной толпы волѣ правителей и во взаимномъ согласіи гражданъ; а справедливость — въ томъ, что не только согласны между собою граждане, но и цѣлыя сословія ихъ строго исполняютъ свои обязанности и такимъ образомъ каждое изъ нихъ болѣе и болѣе утверждается въ свойственной себѣ добродѣтели. Но если и въ государствѣ, и въ частныхъ людяхъ — однѣ и тѣ же добродѣтели; то какъ тамъ, такъ и здѣсь надобно предполагать возможность однихъ и тѣхъ же пороковъ: ибо каково бы ни было общество, — съ царскаго его пути всегда идутъ какія-нибудь стези, на которыя вступая, оно уклоняется въ сосѣднюю область заблужденія. Такъ самое благоустроенное государство иногда незамѣтно перераждается въ тимократію, изъ тимократіи переходитъ въ олигархію, изъ олигархическаго потомъ становится демократическимъ, а изъ демократическаго является тиранническимъ. Все это бываетъ слѣдующимъ образомъ. Какъ добродѣтель души возникаетъ при господствѣ ума, когда не дается мѣста произвольнымъ движеніямъ стороны пожелательной и дерзости раздраженія: такъ и пороки зараждаются въ томъ случаѣ, когда парализуется авторитетъ разумности и ея права захватываются стороною раздражительною и похотливою. И во-первыхъ, подъ владычествомъ раздражительности является надменность, еще менѣе прочихъ пороковъ удаляющаяся отъ справедливости. Этому пороку души очень подобна тимократія, какую видимъ въ республикахъ критской и лакедемонской, ближайшихъ къ обществу наилучшему. Когда же противъ разумности возмущается сторона пожелательная; тогда душа заражается еще большими пороками, изъ которыхъ самый близкій къ надменности есть скупость
ной жизни, которыми определяется совершенство неделимого. Мудрость, говорит Платон, есть добродетель правителей; мужество свойственно более всего сословию воинов, согласно с предписаниями правительства, ограждающих благоденствие и безопасность общественную; рассудительность усматривается в подчинении народной толпы воле правителей и во взаимном согласии граждан; а справедливость — в том, что не только согласны между собою граждане, но и целые сословия их строго исполняют свои обязанности и таким образом каждое из них более и более утверждается в свойственной себе добродетели. Но если и в государстве, и в частных людях — одни и те же добродетели; то как там, так и здесь надобно предполагать возможность одних и тех же пороков: ибо каково бы ни было общество, — с царского его пути всегда идут какие-нибудь стези, на которые вступая, оно уклоняется в соседнюю область заблуждения. Так самое благоустроенное государство иногда незаметно перерождается в тимократию, из тимократии переходит в олигархию, из олигархического потом становится демократическим, а из демократического является тираническим. Всё это бывает следующим образом. Как добродетель души возникает при господстве ума, когда не дается места произвольным движениям стороны пожелательной и дерзости раздражения: так и пороки зарождаются в том случае, когда парализуется авторитет разумности и её права захватываются стороною раздражительною и похотливою. И во-первых, под владычеством раздражительности является надменность, еще менее прочих пороков удаляющаяся от справедливости. Этому пороку души очень подобна тимократия, какую видим в республиках критской и лакедемонской, ближайших к обществу наилучшему. Когда же против разумности возмущается сторона пожелательная; тогда душа заражается еще большими пороками, из которых самый близкий к надменности есть скупость
