же дорогою; ибо скажемъ, что нѣтъ ничего удивительнаго, если и эти такимъ образомъ будутъ людьми самыми счастливыми, — только вѣдь мы устрояемъ городъ, смотря не на то, какъ бы намъ сдѣлать счастливымъ исключительно этотъ классъ народа, а на то, какимъ бы образомъ упрочить счастіе цѣлаго города: вѣдь въ такомъ-то особенно городѣ привыкли мы находить справедливость, равно какъ въ городѣ, весьма худо устроенномъ, — несправедливость, и смотря на это, судить о предметѣ давнихъ нашихъ изслѣдованій. Теперь мы, по обычаю, о счастливомъ городѣ C. составляемъ себѣ понятіе не частное и беремъ его относительно не къ нѣсколькимъ человѣкамъ, а къ цѣлому; а потомъ уже будемъ изслѣдовать противуположное этому. Пусть бы къ намъ, когда мы срисовываемъ статую, кто-нибудь подошелъ и, порицая насъ, сказалъ, что для прекраснѣйшихъ частей животнаго у насъ употребляются не прекраснѣйшіе цвѣта: глаза, напримѣръ, орудія прекраснѣйшія, наводятся не пурпуровою, а черною краскою. Противъ такого порицателя мы могли бы, кажется, порядочно защититься, говоря: Не думай, чудный человѣкъ, D. будто мы должны рисовать столь прекрасные глаза, чтобы они не казались ни глазами, ни другими членами. Смотри-ка, не тогда ли является у насъ прекрасное цѣлое, когда каждому члену приписывается, что къ нему идетъ. Такъ-то и теперь — не принуждай насъ съ званіемъ стражей соединять такое счастіе, которое скорѣе сдѣлаетъ ихъ всѣмъ, чѣмъ стражами. Вѣдь сумѣли бы мы и земледѣльцевъ одѣть E. въ богатотканные плащи и подпоясать золотомъ, а потомъ велѣть имъ для удовольствія обработывать землю, — либо гончарамъ, поудобнѣе наклонившись къ огню, пить и бражничать, и въ то же время, придвинувъ къ себѣ станокъ, обдѣлывать, сколько захочется, черепицы, и такимъ же образомъ сдѣлать счастливыми всѣхъ другихъ, чтобы блаженствовалъ цѣлый городъ. Такъ не внушай намъ этого; потому что, если мы послушаемся тебя, — у насъ ни 421. зем-
же дорогою; ибо скажем, что нет ничего удивительного, если и эти таким образом будут людьми самыми счастливыми, — только ведь мы устрояем город, смотря не на то, как бы нам сделать счастливым исключительно этот класс народа, а на то, каким бы образом упрочить счастье целого города: ведь в таком-то особенно городе привыкли мы находить справедливость, равно как в городе, весьма худо устроенном, — несправедливость, и смотря на это, судить о предмете давних наших исследований. Теперь мы, по обычаю, о счастливом городе C. составляем себе понятие не частное и берем его относительно не к нескольким человекам, а к целому; а потом уже будем исследовать противоположное этому. Пусть бы к нам, когда мы срисовываем статую, кто-нибудь подошел и, порицая нас, сказал, что для прекраснейших частей животного у нас употребляются не прекраснейшие цвета: глаза, например, орудия прекраснейшие, наводятся не пурпуровою, а черною краскою. Против такого порицателя мы могли бы, кажется, порядочно защититься, говоря: Не думай, чудный человек, D. будто мы должны рисовать столь прекрасные глаза, чтобы они не казались ни глазами, ни другими членами. Смотри-ка, не тогда ли является у нас прекрасное целое, когда каждому члену приписывается, что к нему идет. Так-то и теперь — не принуждай нас со званием стражей соединять такое счастье, которое скорее сделает их всем, чем стражами. Ведь сумели бы мы и земледельцев одеть E. в богатотканные плащи и подпоясать золотом, а потом велеть им для удовольствия обрабатывать землю, — либо гончарам, поудобнее наклонившись к огню, пить и бражничать, и в то же время, придвинув к себе станок, обделывать, сколько захочется, черепицы, и таким же образом сделать счастливыми всех других, чтобы блаженствовал целый город. Так не внушай нам этого; потому что, если мы послушаемся тебя, — у нас ни 421. зем-
