но съ собою, — въ худшемъ и безобразнѣйшее? — Если измѣняется, C. то необходимо въ худшее, отвѣчалъ онъ; потому что въ красотѣ или добродѣтели, скажемъ мы, онъ конечно не имѣетъ недостатка. — Ты говоришь сущую правду, замѣтилъ я. А если такъ, то кто изъ боговъ или людей, думаешь, Адимантъ, сдѣлалъ бы себя произвольно худшимъ? — Это невозможно, сказалъ онъ. — Слѣдственно, невозможно и то, заключилъ я, чтобы Богъ захотѣлъ измѣнитъ себя: каждый изъ боговъ, будучи прекрасенъ и по возможности превосходенъ, вѣроятно, пребываетъ всегда — просто въ своемъ образѣ. — Мнѣ кажется, это совершенно D. необходимо. — Итакъ, почтеннѣйшій, сказалъ я, пусть никто изъ поэтовъ не говоритъ намъ, что
|
Какъ будто дальніе пришельцы, боги |
Пусть также никто не клевещетъ на Протея и Ѳетиду[2], и ни въ трагедіи, ни въ какія другія стихотворенія не вводитъ Иру, превратившуюся въ жрицу и собирающую подаяніе —
|
Животодарнымъ чадамъ Инаха, аргивской рѣки[3]. |
E.Пусть не повторяютъ у насъ и иныхъ, подобныхъ этимъ,
- ↑ Odyss. XVII, 485 sqq.
- ↑ О Протеѣ см. Odyss. IV, 364 sqq. Ovid, Metamorph. VIII, v. 370. Можетъ быть философъ разумѣлъ Протея, какъ разсказываетъ о немъ сатирическая басня Эсхила. Ѳетида, обреченная судьбою выдти замужъ за смертнаго, какъ скоро приближался къ ней Пелей, принимала различные образы, чтобы избѣжать связи съ нимъ. Pindar. Nem. V, 60 sqq. Apollodor. III, 13, 5. Ovid. Metam. XI, 221. О брачной связи Пелея и Ѳетиды подробно разсказываетъ Исіодъ.
- ↑ Все это мѣсто хорошо объясняетъ Ruhnkenius (ad Tim. l. c.) и говоритъ какъ о нищенствующихъ жрецахъ, опредѣляя по этому поводу значеніе слова ἀγείρειν, такъ и о томъ трагикѣ, котораго затрогиваетъ здѣсь Платонъ, хотя догадка его касательно послѣдняго предмета кажется неудачною. Рункеній приписываетъ этотъ стихъ Софоклу, къ которому Платонъ, по изслѣдованію Валькенара (ad Phoeniss. у. 1628), вѣроятно, былъ несправедливъ. Впрочемъ Бэккъ (ad Legg. p. 128 и de Graecae tragoediae princip. p. 182) рѣшительно опровергаетъ мнѣніе Валькенара о нерасположеніи Платона къ Софоклу; а Валькенаръ приведенный стихъ усвояетъ скорѣе Эврипиду или Эсхилу, чѣмъ Софоклу.
но с собою, — в худшем и безобразнейшее? — Если изменяется, C. то необходимо в худшее, отвечал он; потому что в красоте или добродетели, скажем мы, он конечно не имеет недостатка. — Ты говоришь сущую правду, заметил я. А если так, то кто из богов или людей, думаешь, Адимант, сделал бы себя произвольно худшим? — Это невозможно, сказал он. — Следственно, невозможно и то, заключил я, чтобы Бог захотел изменит себя: каждый из богов, будучи прекрасен и по возможности превосходен, вероятно, пребывает всегда — просто в своем образе. — Мне кажется, это совершенно D. необходимо. — Итак, почтеннейший, сказал я, пусть никто из поэтов не говорит нам, что
|
Как будто дальние пришельцы, боги |
Пусть также никто не клевещет на Протея и Фетиду[2], и ни в трагедии, ни в какие другие стихотворения не вводит Иру, превратившуюся в жрицу и собирающую подаяние —
|
Животодарным чадам Инаха, аргивской реки[3]. |
E.Пусть не повторяют у нас и иных, подобных этим,
————————————
- ↑ Odyss. XVII, 485 sqq.
- ↑ О Протее см. Odyss. IV, 364 sqq. Ovid, Metamorph. VIII, v. 370. Может быть философ разумел Протея, как рассказывает о нём сатирическая басня Эсхила. Фетида, обреченная судьбою выйти замуж за смертного, как скоро приближался к ней Пелей, принимала различные образы, чтобы избежать связи с ним. Pindar. Nem. V, 60 sqq. Apollodor. III, 13, 5. Ovid. Metam. XI, 221. О брачной связи Пелея и Фетиды подробно рассказывает Исиод.
- ↑ Всё это место хорошо объясняет Ruhnkenius (ad Tim. l. c.) и говорит как о нищенствующих жрецах, определяя по этому поводу значение слова ἀγείρειν, так и о том трагике, которого затрагивает здесь Платон, хотя догадка его касательно последнего предмета кажется неудачною. Рункений приписывает этот стих Софоклу, к которому Платон, по исследованию Валькенара (ad Phoeniss. у. 1628), вероятно, был несправедлив. Впрочем Бэкк (ad Legg. p. 128 и de Graecae tragoediae princip. p. 182) решительно опровергает мнение Валькенара о нерасположении Платона к Софоклу; а Валькенар приведенный стих усвояет скорее Эврипиду или Эсхилу, чем Софоклу.
