кости, жилы и прочіе, подобные этимъ, члены, можно сказать, безсмертны. Или нѣтъ? — Да. — Ну, а душа, это существо безвидное, по своемъ отшествіи въ другое, столь же доблестное, чистое и безвидное мѣсто, просто сказать, въ преисподнюю (εἰς Ἅιδου, ὡς ἀλγθῶς[1]), къ доброму и мудрому Богу, куда, если угодно ему, сейчасъ должно идти и моей, — такъ эта-то душа, имѣющая такія качества и одаренная такими свойствами, по разлученіи съ тѣломъ, неужели вдругъ, какъ утверждаетъ толпа, развѣется и исчезнетъ? Далеко E. не то, любезные мои, Симміасъ и Кевисъ, а скорѣе вотъ что: если душа отрѣшается чистою и не увлекаетъ за собою ничего тѣлеснаго, поколику въ жизни не имѣла произвольнаго общенія съ тѣломъ, но избѣгала его и сосредоточивалась въ самой себѣ, постоянно размышляя объ этомъ (что и значитъ истинно философствовать), — размышляя, какимъ бы 81. образомъ въ самомъ дѣлѣ легче умереть, — или не это называется размышлять о смерти? — Именно это. — То съ подобными свойствами не отойдетъ ли она въ подобное себѣ безвидное мѣсто, гдѣ находясь, будетъ наслаждаться блаженствомъ, какъ чуждая и заблужденій, и безумія, и страха, и неистовой любви, и другихъ человѣческихъ золъ, и всю послѣдующую свою жизнь, согласно съ тѣмъ, что разсказываютъ о посвященныхъ, станетъ дѣйствительно проводить съ богами? Такъ ли скажемъ, Кевисъ, или иначе? — Такъ, клянусь Зевсомъ, отвѣчалъ Кевисъ. — Напротивъ, если B. душа, думаю я, отрѣшается грязною и неочищенною отъ тѣла, поколику находилась во всегдашнемъ общеніи съ нимъ, служила ему, любила его, была очаровываема пожеланіями и страстями, такъ что ничего не почитала истиннымъ, кромѣ тѣлообразнаго, что можно осязать, видѣть, пить, ѣсть и при-
- ↑ У Платона здѣсь этимологическая игра словъ, которую въ русскомъ переводѣ удержать невозможно. Душа, существо безвидное, τὸ ἀειδὲς, переходитъ въ соотвѣтственное себѣ безвидное мѣсто: εἰς τοιοῦτον τόπον ἀειδῆ, то-есть, по истинѣ εἰς Ἄΐδου τόπον; но Ἄιδης, которое Платонъ производитъ отъ ἀειδής, есть уже преисподняя.
кости, жилы и прочие, подобные этим, члены, можно сказать, бессмертны. Или нет? — Да. — Ну, а душа, это существо безвидное, по своем отшествии в другое, столь же доблестное, чистое и безвидное место, просто сказать, в преисподнюю (εἰς Ἅιδου, ὡς ἀλγθῶς[1]), к доброму и мудрому Богу, куда, если угодно ему, сейчас должно идти и моей, — так эта-то душа, имеющая такие качества и одаренная такими свойствами, по разлучении с телом, неужели вдруг, как утверждает толпа, развеется и исчезнет? Далеко E. не то, любезные мои, Симмиас и Кевис, а скорее вот что: если душа отрешается чистою и не увлекает за собою ничего телесного, поколику в жизни не имела произвольного общения с телом, но избегала его и сосредоточивалась в самой себе, постоянно размышляя об этом (что и значит истинно философствовать), — размышляя, каким бы 81. образом в самом деле легче умереть, — или не это называется размышлять о смерти? — Именно это. — То с подобными свойствами не отойдет ли она в подобное себе безвидное место, где находясь, будет наслаждаться блаженством, как чуждая и заблуждений, и безумия, и страха, и неистовой любви, и других человеческих зол, и всю последующую свою жизнь, согласно с тем, что рассказывают о посвященных, станет действительно проводить с богами? Так ли скажем, Кевис, или иначе? — Так, клянусь Зевсом, отвечал Кевис. — Напротив, если B. душа, думаю я, отрешается грязною и неочищенною от тела, поколику находилась во всегдашнем общении с ним, служила ему, любила его, была очаровываема пожеланиями и страстями, так что ничего не почитала истинным, кроме телообразного, что можно осязать, видеть, пить, есть и при-
————————————
- ↑ У Платона здесь этимологическая игра слов, которую в русском переводе удержать невозможно. Душа, существо безвидное, τὸ ἀειδὲς, переходит в соответственное себе безвидное место: εἰς τοιοῦτον τόπον ἀειδῆ, то есть, поистине εἰς Ἄΐδου τόπον; но Ἄιδης, которое Платон производит от ἀειδής, есть уже преисподняя.
