заключить, что все въ нихъ стремится быть такимъ, какъ то равное, и что онѣ все однакожъ хуже его. — Изъ сказаннаго это необходимо, Сократъ. — А не тотчасъ ли по рожденіи мы и видѣли, и слышали, и другими дѣйствовали чувствами? C. — Конечно. — Между тѣмъ знаніе равнаго, говоримъ, должны были получить все-таки прежде чувствъ? — Да. — Такъ выходитъ, что это знаніе мы получили до рожденія. — Выходитъ... — Если же получили его до рожденія и родились, уже обладая имъ, то и до рожденія и тотчасъ по рожденіи знали не только равное, бо́льшее и меньшее, но и все того же рода; ибо теперь у насъ рѣчь не болѣе о равномъ, какъ и о прекрасномъ самомъ по себѣ, и о добромъ самомъ по себѣ, и о справедливости, и о святомъ, и, D. какъ сказано, обо всемъ, чему мы даемъ имя сущности, — и въ вопросахъ, когда спрашиваемъ, и въ отвѣтахъ, когда отвѣчаемъ; то-есть, знаніе всего этого необходимо должно было принадлежать намъ еще до рожденія. — Правда. — И еслибы, получивъ эти знанія, мы не забывали ихъ; то, раждаясь знающими, знали бы ихъ во всю жизнь, потому что знать есть удерживать пріобрѣтенное знаніе, не теряя его. Развѣ не потеря знанія, Симміасъ, называется E. забвеніемъ? — Безъ сомнѣнія, Сократъ, отвѣчалъ онъ. — Но какъ скоро полученное до рожденія, родившись, мы потеряли, а потомъ дѣятельностію чувствъ, направленныхъ къ утраченному, снова пріобрѣтаемъ тѣ самыя знанія, которыя имѣли прежде; то занятіе, называемое ученіемъ, не есть ли возвращеніе собственнаго нашего знанія? и не справедливо ли мы дадимъ ему имя припоминанія? — Конечно справедливо. — Вѣдь нашли же мы возможнымъ, чтобы человѣкъ, постигая какой-нибудь предметъ или зрѣніемъ, 76. или слухомъ, или инымъ чувствомъ, обращался мыслію и на нѣчто другое, что было имъ забыто, но къ чему чувствуемое приближается или сходствомъ или несходствомъ. Поэтому, говорю, одно изъ двухъ: или мы родились знающими и въ продолженіе жизни уже знаемъ; или
заключить, что всё в них стремится быть таким, как то равное, и что они всё однакож хуже его. — Из сказанного это необходимо, Сократ. — А не тотчас ли по рождении мы и видели, и слышали, и другими действовали чувствами? C. — Конечно. — Между тем знание равного, говорим, должны были получить всё-таки прежде чувств? — Да. — Так выходит, что это знание мы получили до рождения. — Выходит... — Если же получили его до рождения и родились, уже обладая им, то и до рождения и тотчас по рождении знали не только равное, бо́льшее и меньшее, но и всё того же рода; ибо теперь у нас речь не более о равном, как и о прекрасном самом по себе, и о добром самом по себе, и о справедливости, и о святом, и, D. как сказано, обо всём, чему мы даем имя сущности, — и в вопросах, когда спрашиваем, и в ответах, когда отвечаем; то есть, знание всего этого необходимо должно было принадлежать нам еще до рождения. — Правда. — И если бы, получив эти знания, мы не забывали их; то, рождаясь знающими, знали бы их во всю жизнь, потому что знать есть удерживать приобретенное знание, не теряя его. Разве не потеря знания, Симмиас, называется E. забвением? — Без сомнения, Сократ, отвечал он. — Но как скоро полученное до рождения, родившись, мы потеряли, а потом деятельностью чувств, направленных к утраченному, снова приобретаем те самые знания, которые имели прежде; то занятие, называемое учением, не есть ли возвращение собственного нашего знания? и не справедливо ли мы дадим ему имя припоминания? — Конечно справедливо. — Ведь нашли же мы возможным, чтобы человек, постигая какой-нибудь предмет или зрением, 76. или слухом, или иным чувством, обращался мыслью и на нечто другое, что было им забыто, но к чему чувствуемое приближается или сходством или несходством. Поэтому, говорю, одно из двух: или мы родились знающими и в продолжение жизни уже знаем; или
