ютъ слѣдующее: они узнаютъ лиру и въ мысляхъ представляютъ любимаго человѣка, которому принадлежитъ она? Не есть ли это припоминаніе? Такимъ же образомъ, кто часто видитъ Симміаса, тотъ вспоминаетъ и о Кевисѣ. Подобныхъ примѣровъ можно найти множество. — Да, очень много, клянусь Зевсомъ, сказалъ Симміасъ. — Такъ не есть ли это E. нѣкоторое припоминаніе, спросилъ Сократъ, — особенно когда оно испытывается въ отношеніи къ тѣмъ предметамъ, о которыхъ, по давности времени и отсутствію мысли, мы уже забыли? — Безъ сомнѣнія, отвѣчалъ онъ. — Чтожъ? продолжалъ Сократъ: значитъ, при видѣ нарисованнаго коня или нарисованной лиры, можно вспомнить о человѣкѣ, и при видѣ нарисованнаго Симміаса — о Кевисѣ. — Конечно. — Но нельзя ли, при видѣ нарисованнаго Симміаса, вспомнить и о самомъ 74. Симміасѣ? — Разумѣется, можно, сказалъ онъ. — И припоминаніе о всемъ этомъ не вызывается ли какъ подобными, такъ и неподобными предметами? — Вызывается. — А когда кто вспоминаетъ о чемъ-нибудь по подобію[1]; тогда не необходимо ли ему притомъ думать, чего недостаетъ, либо что́ есть подобнаго въ той вещи, о которой онъ вспомнилъ? — Необходимо, отвѣчалъ онъ. — Смотри же, продолжалъ Сократъ, такъ ли это? Мы вѣдь говоримъ, что есть нѣчто равное — разумѣю не кусокъ дерева, равный другому куску, или камень — камню или что-нибудь иное въ этомъ родѣ; нѣтъ, а отличное отъ всего этого, — равное само по себѣ, самое понятіе равенства:
- ↑ По ученію Платона, міръ видимый есть отпечатокъ, или проявленіе міра невидимаго, ноуменальнаго. Въ мірѣ ноуменальномъ все отдѣльное существуетъ, какъ бытіе само въ себѣ — идеально. Душа въ домірномъ своемъ бытіи созерцала всѣ вещи въ идеяхъ; — и теперь, въ мірѣ явленій, предметы своими свойствами только возбуждаютъ въ ней эти идеальные прототипы. Но бывъ возбуждены, они въ свою очередь служатъ для человѣка масштабомъ, или началомъ повѣрки свойствъ, обнаруживаемыхъ здѣшними явленіями. Само собою разумѣется, что этимъ ученіемъ совершенно изгоняется отвлеченное понятіе. Никакая общность не происходитъ изъ частностей, а только возбуждается ими. Равенство не есть отвлеченіе отъ нѣсколькихъ вещей, найденныхъ равными; а напротивъ, онѣ признаются равными или неравными отъ пробудившейся идеи равенства.
ют следующее: они узнают лиру и в мыслях представляют любимого человека, которому принадлежит она? Не есть ли это припоминание? Таким же образом, кто часто видит Симмиаса, тот вспоминает и о Кевисе. Подобных примеров можно найти множество. — Да, очень много, клянусь Зевсом, сказал Симмиас. — Так не есть ли это E. некоторое припоминание, спросил Сократ, — особенно когда оно испытывается в отношении к тем предметам, о которых, по давности времени и отсутствию мысли, мы уже забыли? — Без сомнения отвечал, он. — Что ж? продолжал Сократ: значит, при виде нарисованного коня или нарисованной лиры, можно вспомнить о человеке, и при виде нарисованного Симмиаса — о Кевисе. — Конечно. — Но нельзя ли, при виде нарисованного Симмиаса, вспомнить и о самом 74. Симмиасе? — Разумеется, можно, сказал он. — И припоминание о всём этом не вызывается ли как подобными, так и неподобными предметами? — Вызывается. — А когда кто вспоминает о чём-нибудь по подобию[1]; тогда не необходимо ли ему притом думать, чего недостает, либо что́ есть подобного в той вещи, о которой он вспомнил? — Необходимо, отвечал он. — Смотри же, продолжал Сократ, так ли это? Мы ведь говорим, что есть нечто равное — разумею не кусок дерева, равный другому куску, или камень — камню или что-нибудь иное в этом роде; нет, а отличное от всего этого, — равное само по себе, самое понятие равенства:
————————————
- ↑ По учению Платона, мир видимый есть отпечаток, или проявление мира невидимого, ноуменального. В мире ноуменальном всё отдельное существует, как бытие само в себе — идеально. Душа в домирном своем бытии созерцала все вещи в идеях; — и теперь, в мире явлений, предметы своими свойствами только возбуждают в ней эти идеальные прототипы. Но быв возбуждены, они в свою очередь служат для человека масштабом, или началом поверки свойств, обнаруживаемых здешними явлениями. Само собою разумеется, что этим учением совершенно изгоняется отвлеченное понятие. Никакая общность не происходит из частностей, а только возбуждается ими. Равенство не есть отвлечение от нескольких вещей, найденных равными; а напротив, они признаются равными или неравными от пробудившейся идеи равенства.
