варивалъ; потому что разговаривающіе, по его словамъ, слишкомъ разгорячаются, а предъ принятіемъ яда этого быть не должно: въ противномъ случаѣ иногда бываетъ нужно E. повторять пріемъ два и три раза[1]. — Оставь его, сказалъ Сократъ; пусть только готовитъ свое, чтобы дать мнѣ ядъ — и дважды, а если потребуется, и трижды. — Я-то почти зналъ это, отвѣчалъ Критонъ; да онъ непрестанно докучаетъ мнѣ. — Оставь его, сказалъ Сократъ.
Теперь я хочу дать отчетъ вамъ — моимъ судьямъ, что человѣкъ, искренно посвящающій жизнь свою философіи, встрѣтитъ смерть, какъ мнѣ кажется, мужественно и съ 64. надеждою — по кончинѣ, за гробомъ, получить величайшія блага. А какъ это и почему такъ будетъ, Симміасъ и Кевисъ, постараюсь высказать. Для иныхъ, должно быть, незамѣтно, что люди, истинно преданные философіи, ничего другаго не имѣютъ въ виду, какъ только умирать и умереть. Если же такъ, то какая странность — желать этого весь вѣкъ и скорбѣть по достиженіи той цѣли, къ которой давно стремились и готовились! — Тутъ Симміасъ улыбнулся и сказалъ: клянусь Зевсомъ, Сократъ! ты заставляешь меня смѣяться, хотя B. теперь я вовсе не расположенъ къ смѣху. Еслибы слышала тебя толпа, то мнѣніе твое о философахъ показалось бы ей, думаю, очень хорошимъ, и всѣ, по крайней мѣрѣ у насъ, похвалили бы ту мысль, что истинные философы желаютъ умереть; потому что и сами они признаютъ ихъ достойными такого жребія. — Да и справедливо похвалили бы, Симміасъ, если бы понимали свою похвалу: но они не знаютъ, умрутъ ли истинные философы, достойны ли они смерти, и какой именно достойны смерти. Оставимъ пока толпу, продолжалъ C. Сократъ, и будемъ разсуждать между собою. Почитаемъ ли
- ↑ Петитъ (Observ. miscell. 1, 17), основываясь на одномъ мѣстѣ Плутарха, старался доказать, что упоминаемый здѣсь исполнитель смертнаго приговора одиннадцати судей хотѣлъ убѣдить Сократа, чтобы онъ меньше говорилъ, побуждаясь къ этому не состраданіемъ, а корыстію; ибо, по обычаю, долженъ былъ покупать ядъ на свои деньги и за каждый пріемъ его платить двѣнадцать драхмъ.
варивал; потому что разговаривающие, по его словам, слишком разгорячаются, а пред принятием яда этого быть не должно: в противном случае иногда бывает нужно E. повторять прием два и три раза[1]. — Оставь его, сказал Сократ; пусть только готовит свое, чтобы дать мне яд — и дважды, а если потребуется, и трижды. — Я-то почти знал это, отвечал Критон; да он непрестанно докучает мне. — Оставь его, сказал Сократ.
Теперь я хочу дать отчет вам — моим судьям, что человек, искренно посвящающий жизнь свою философии, встретит смерть, как мне кажется, мужественно и с 64. надеждою — по кончине, за гробом, получить величайшие блага. А как это и почему так будет, Симмиас и Кевис, постараюсь высказать. Для иных, должно быть, незаметно, что люди, истинно преданные философии, ничего другого не имеют в виду, как только умирать и умереть. Если же так, то какая странность — желать этого весь век и скорбеть по достижении той цели, к которой давно стремились и готовились! — Тут Симмиас улыбнулся и сказал: клянусь Зевсом, Сократ! ты заставляешь меня смеяться, хотя B. теперь я вовсе не расположен к смеху. Если бы слышала тебя толпа, то мнение твое о философах показалось бы ей, думаю, очень хорошим, и все, по крайней мере у нас, похвалили бы ту мысль, что истинные философы желают умереть; потому что и сами они признают их достойными такого жребия. — Да и справедливо похвалили бы, Симмиас, если бы понимали свою похвалу: но они не знают, умрут ли истинные философы, достойны ли они смерти, и какой именно достойны смерти. Оставим пока толпу, продолжал C. Сократ, и будем рассуждать между собою. Почитаем ли
————————————
- ↑ Петит (Observ. miscell. 1, 17), основываясь на одном месте Плутарха, старался доказать, что упоминаемый здесь исполнитель смертного приговора одиннадцати судей хотел убедить Сократа, чтобы он меньше говорил, побуждаясь к этому не состраданием, а корыстию; ибо, по обычаю, должен был покупать яд на свои деньги и за каждый прием его платить двенадцать драхм.
