кратъ напоминаетъ ему о дельфійской надписи: «познай самого себя», и способъ самопознанія прекрасно объясняетъ слѣдующимъ сравненіемъ. Какъ око тѣла, еслибы ему надлежало видѣть себя, должно было бы достигнуть этого чрезъ смотрѣніе на вещь, въ которой оно отражалось бы, напримѣръ, чрезъ смотрѣніе на глазной зрачокъ кого-либо другаго: такъ и душа, если надобно ей познать себя, должна всматриваться въ божественное начало жизни, въ которомъ она отражается. Но созерцаніе божественнаго въ себѣ производится разсудительностію, безъ которой нельзя знать себя. Итакъ единственный способъ самопознанія есть разсудительность (132 B — 133 E).
Если же въ человѣкѣ нѣтъ разсудительности, т. е., если онъ не знаетъ, что̀ для его души хорошо или худо, что̀ приноситъ ей вредъ или пользу; то нельзя ему знать и того, что надобно почитать добромъ или зломъ для другихъ. Посему человѣкъ безъ разсудительности, не будучи въ состояніи пещись о себѣ, тѣмъ менѣе можетъ приносить пользу обществу; и еслибы въ этомъ состояніи взялся онъ за управленіе дѣлами общественными, то, не зная того, что полезно или вредно другимъ, поставилъ бы общество въ обстоятельства весьма неблагопріятныя. Итакъ, пока разсудительность еще не пріобрѣтена, лучше управляться кѣмъ-нибудь другимъ, чѣмъ самому управлять обществомъ (133 E — 135 B).
Къ этой мысли Сократъ пришелъ, какъ къ послѣднему результату бесѣды. Послѣ сего ему оставалось только закончить свое разсужденіе обращеніемъ къ Алкивіаду и внушить ему, чтобы слово перевелъ онъ въ правило, а правило оправдалъ самымъ дѣломъ. Видишь-ли теперь, Алкивіадъ, говоритъ Сократъ, въ какомъ ты состояніи? это — состояніе рабства, а не свободы: потому что злу естественно рабствовать, а наслаждаться свободою свойственно добродѣтели. Алкивиадъ совершенно соглашается съ заключеніемъ Сократа и обѣщаетъ отнынѣ обмѣняться съ нимъ ролею: т. е., какъ прежде Со-
крат напоминает ему о дельфийской надписи: «познай самого себя», и способ самопознания прекрасно объясняет следующим сравнением. Как око тела, если бы ему надлежало видеть себя, должно было бы достигнуть этого чрез смотрение на вещь, в которой оно отражалось бы, например, чрез смотрение на глазной зрачок кого-либо другого: так и душа, если надобно ей познать себя, должна всматриваться в божественное начало жизни, в котором она отражается. Но созерцание божественного в себе производится рассудительностью, без которой нельзя знать себя. Итак единственный способ самопознания есть рассудительность (132 B — 133 E).
Если же в человеке нет рассудительности, т. е., если он не знает, что̀ для его души хорошо или худо, что̀ приносит ей вред или пользу; то нельзя ему знать и того, что надобно почитать добром или злом для других. Посему человек без рассудительности, не будучи в состоянии пещись о себе, тем менее может приносить пользу обществу; и если бы в этом состоянии взялся он за управление делами общественными, то, не зная того, что полезно или вредно другим, поставил бы общество в обстоятельства весьма неблагоприятные. Итак, пока рассудительность еще не приобретена, лучше управляться кем-нибудь другим, чем самому управлять обществом (133 E — 135 B).
К этой мысли Сократ пришел, как к последнему результату беседы. После сего ему оставалось только закончить свое рассуждение обращением к Алкивиаду и внушить ему, чтобы слово перевел он в правило, а правило оправдал самым делом. Видишь ли теперь, Алкивиад, говорит Сократ, в каком ты состоянии? это — состояние рабства, а не свободы: потому что злу естественно рабствовать, а наслаждаться свободою свойственно добродетели. Алкивиад совершенно соглашается с заключением Сократа и обещает отныне обменяться с ним ролею: т. е., как прежде Со-
