берешь чего-либо вѣроятнаго и правдоподобнаго, и ловкимъ совѣтомъ не становишься выше другаго». — И въ правду, любезный Сократъ, — да не сердись на меня, потому что говорю отъ добраго къ тебѣ расположенія, — ужели не стыдно находиться тебѣ въ такомъ состояніи, въ какомъ, по моему мнѣнію, находитесь — ты и другіе, всегда далеко простирающіе свою философію? Вѣдь еслибы тебя, либо иного такого же, кто взялъ и отвелъ въ тюрьму, говоря, что ты обидѣлъ его, — хотя вовсе не обижалъ; — будь увѣренъ, тебѣ не найтись бы, какъ тутъ поступить: ты заикался бы, разинулъ бы ротъ и не могъ бы ничего сказать; B. потомъ, приведенный въ судъ, — предположимъ, что твой обвинитель — человѣкъ очень дурнаго и злаго сердца, — ты умеръ бы, лишь бы только онъ захотѣлъ приговорить тебя къ смерти. Такъ мудро ли это, Сократъ, когда и прекрасное по природѣ искуство дѣлаетъ человѣка худшимъ[1], безсильнымъ для поданія помощи самому себѣ и для избавленія отъ величайшихъ опасностей — себя ли то, или кого другаго, такъ что враги разграбляютъ все его достояніе, и онъ живетъ въ обществѣ, будто человѣкъ безчестный? Да такого, — не взыщи за грубость выраженія, — можно C. даже ударить по щекѣ, не подвергаясь за то наказанію. Итакъ послушайся меня, добрякъ, перестань обличать, занимайся дѣлами благоприличными, чѣмъ обнаруживалось бы твое благоразуміе, а этотъ высокопарный вздоръ, эти, какъ бы ихъ назвать, мечты или болтовню, съ которою
- ↑ Когда и прекрасное по природѣ искуство дѣлаетъ человѣка худшимъ. Эти слова Валькенаръ почитаетъ также заимствованными изъ Еврипида и излагаетъ ихъ такъ:
Καὶ πῶς σοφὸν τοῦτ᾽ ἔστιν, εἴ τιν᾽ εὐφυᾶ
Λαβοῦσα τέχνη φῶτ᾽ ἔθηκε χείρονα
— — Μήτ᾽ ἀυιὸν αὐτῷ δυνάμενον γ᾽ ἐπαρκέσαι.Валькенаріево мнѣніе подтверждается и употребленіемъ словъ ἔθηκε χείρονα вмѣсто ἐποίησε χείρονα, также φῶτα вмѣсто ἄνθρωπον; потому что указанныя слова въ такихъ сочетаніяхъ имѣютъ характеръ поэтическій.
берешь чего-либо вероятного и правдоподобного, и ловким советом не становишься выше другого». — И вправду, любезный Сократ, — да не сердись на меня, потому что говорю от доброго к тебе расположения, — ужели не стыдно находиться тебе в таком состоянии, в каком, по моему мнению, находитесь — ты и другие, всегда далеко простирающие свою философию? Ведь если бы тебя, либо иного такого же, кто взял и отвел в тюрьму, говоря, что ты обидел его, — хотя вовсе не обижал; — будь уверен, тебе не найтись бы, как тут поступить: ты заикался бы, разинул бы рот и не мог бы ничего сказать; B. потом, приведенный в суд, — предположим, что твой обвинитель — человек очень дурного и злаго сердца, — ты умер бы, лишь бы только он захотел приговорить тебя к смерти. Так мудро ли это, Сократ, когда и прекрасное по природе искусство делает человека худшим[1], бессильным для подания помощи самому себе и для избавления от величайших опасностей — себя ли то, или кого другого, так что враги разграбляют всё его достояние, и он живет в обществе, будто человек бесчестный? Да такого, — не взыщи за грубость выражения, — можно C. даже ударить по щеке, не подвергаясь за то наказанию. Итак послушайся меня, добряк, перестань обличать, занимайся делами благоприличными, чем обнаруживалось бы твое благоразумие, а этот высокопарный вздор, эти, как бы их назвать, мечты или болтовню, с которою
————————————
- ↑ Когда и прекрасное по природе искусство делает человека худшим. Эти слова Валькенар почитает также заимствованными из Еврипида и излагает их так:
Καὶ πῶς σοφὸν τοῦτ᾽ ἔστιν, εἴ τιν᾽ εὐφυᾶ
Λαβοῦσα τέχνη φῶτ᾽ ἔθηκε χείρονα
— — Μήτ᾽ ἀυιὸν αὐτῷ δυνάμενον γ᾽ ἐπαρκέσαι.Валькенариево мнение подтверждается и употреблением слов ἔθηκε χείρονα вместо ἐποίησε χείρονα, также φῶτα вместо ἄνθρωπον; потому что указанные слова в таких сочетаниях имеют характер поэтический.
