шихъ ли надобно признавать такими людьми, и Калликлъ, смѣло схвативъ ее, полагаетъ, что дѣйствительно справедливо, по природѣ, лучшему и разумнѣйшему начальствовать и преобладать надъ худшими. Но въ чемъ разумнѣйшему? и въ какомъ отношеніи преобладать? — въ медицинѣ ли, чтобы откладывать себѣ наибольшее количество пищи и тѣмъ повредить своему здоровью? — въ приготовленіи ли одежды или обуви, чтобы надѣвать на себя одеждъ и сапоговъ больше, чѣмъ другіе? — Нѣтъ, Сократъ, отвѣчаетъ Калликлъ, я называю лучшими людей умныхъ въ отношеніи къ дѣламъ гражданскимъ, и не только умныхъ, но и мужественныхъ, способныхъ осуществлять свои помыслы о томъ, какъ бы получше жить; имъ-то свойственно по справедливости начальствовать надъ городами. — А надъ собою, Калликлъ, надъ своими пожеланіями и страстями должны они начальствовать, или нѣтъ? возражаетъ Сократъ. — Надъ своими пожеланіями и страстями? отвѣчаетъ софистъ. Пожеланій обуздывать они не должны, а должны оставлять ихъ во всей силѣ и готовить имъ удовлетвореніе, откуда бы то ни было. Въ этомъ именно, по смыслу природы, состоитъ добродѣтель (481 C — 492 D). Этими словами Калликлъ, слѣдуя за вопросами Сократа, совершенно закончилъ очеркъ наилучшаго человѣка, какимъ вызывались сдѣлать его въ школѣ своей риторики софисты, или какимъ, говорили они, человѣкъ долженъ быть по природѣ. Къ этому чертежу болѣе прибавить было нечего, и Сократу теперь оставалось только обнаружить безобразіе нарисованной Калликломъ картины и показать, до какой степени неосновательны и непослѣдовательны умствованія софистовъ о предметѣ настоящей бесѣды.
Изъ послѣдняго нелѣпаго положенія Калликлова Сократъ, чтобы показать нелѣпость его, выводитъ ложную мысль: если, то-есть, по словамъ Калликла, пожеланій обуздывать не должно; то людей, ничего не требующихъ, надобно почитать несчастными. Но ученикъ Горгіаса не затрудняется
ших ли надобно признавать такими людьми, и Калликл, смело схватив ее, полагает, что действительно справедливо, по природе, лучшему и разумнейшему начальствовать и преобладать над худшими. Но в чём разумнейшему? и в каком отношении преобладать? — в медицине ли, чтобы откладывать себе наибольшее количество пищи и тем повредить своему здоровью? — в приготовлении ли одежды или обуви, чтобы надевать на себя одежд и сапогов больше, чем другие? — Нет, Сократ, отвечает Калликл, я называю лучшими людей умных в отношении к делам гражданским, и не только умных, но и мужественных, способных осуществлять свои помыслы о том, как бы получше жить; им-то свойственно по справедливости начальствовать над городами. — А над собою, Калликл, над своими пожеланиями и страстями должны они начальствовать, или нет? возражает Сократ. — Над своими пожеланиями и страстями? отвечает софист. Пожеланий обуздывать они не должны, а должны оставлять их во всей силе и готовить им удовлетворение, откуда бы то ни было. В этом именно, по смыслу природы, состоит добродетель (481 C — 492 D). Этими словами Калликл, следуя за вопросами Сократа, совершенно закончил очерк наилучшего человека, каким вызывались сделать его в школе своей риторики софисты, или каким, говорили они, человек должен быть по природе. К этому чертежу более прибавить было нечего, и Сократу теперь оставалось только обнаружить безобразие нарисованной Калликлом картины и показать, до какой степени неосновательны и непоследовательны умствования софистов о предмете настоящей беседы.
Из последнего нелепого положения Калликлова Сократ, чтобы показать нелепость его, выводит ложную мысль: если, то есть, по словам Калликла, пожеланий обуздывать не должно; то людей, ничего не требующих, надобно почитать несчастными. Но ученик Горгиаса не затрудняется
