силъ бы себя: какому человѣку, въ лицѣ Иппократа, хочешь ты платить деньги? Что отвѣчалъ бы ты? — Врачу, сказалъ бы я. — А чѣмъ думаешь сдѣлаться самъ? — Врачемъ. — Еслибы равнымъ образомъ ты шелъ къ C. Поликлету аргосскому, или Фидіасу аѳинскому, желая платить имъ за себя; и кто-нибудь спросилъ бы тебя: какимъ людямъ, въ лицѣ Поликлета и Фидіаса, намѣренъ ты платить деньги? Какъ слѣдовало бы отвѣчать тебѣ? — Ваятелямъ, отвѣчалъ бы я. — А чѣмъ надѣешься сдѣлаться самъ? — Разумѣется, ваятелемъ. — Пусть такъ, сказалъ я; теперь оба мы пойдемъ къ Протагору, будучи готовы предложить ему за наставленіе тебя плату, лишь бы D. только достало нашихъ денегъ, и мы могли бы ими убѣдить его; въ случаѣ же недостатка, прибавимъ еще деньги друзей своихъ. Но что, если кто-нибудь, замѣтивъ въ насъ столь сильную заботливость въ этомъ отношеніи, спроситъ: скажите мнѣ, Сократъ и Иппократъ, какому человѣку, въ лицѣ Протагора, собираетесь вы платить деньги? Что будемъ отвѣчать? Какимъ еще именемъ, по E. слухамъ, называютъ Протагора? Фидіасъ называется ваятелемъ, Омиръ — поэтомъ, а Протагоръ чѣмъ? — Протагора-то, видишь, называютъ софистомъ, Сократъ, отвѣчалъ онъ. — Слѣдовательно мы идемъ платить деньги Протагору, какъ софисту? — Конечно. — А если кто-нибудь спроситъ тебя далѣе: отправляясь къ Протагору, какимъ же человѣкомъ надѣешься ты сдѣлаться самъ? — Иппократъ покраснѣлъ (это можно было замѣтить, потому что уже начинало разсвѣтать) и сказалъ: если мой отвѣтъ долженъ быть сообразенъ съ предыдущими; то я конечно буду отвѣчать, что хочу быть софистомъ. — Но, ради боговъ, Иппократъ, не стыдно ли тебѣ явиться между 312. Греками софистомъ? — Божусь Зевсомъ, Сократъ, стыдно, если ужъ надобно говорить, что думаю. — Впрочемъ, можетъ быть, на науку, которой намѣреваешься учиться у Протагора, ты смотришь такъ же, какъ смотрѣлъ на нау-
сил бы себя: какому человеку, в лице Иппократа, хочешь ты платить деньги? Что отвечал бы ты? — Врачу, сказал бы я. — А чем думаешь сделаться сам? — Врачом. — Если бы равным образом ты шел к C. Поликлету аргосскому, или Фидиасу афинскому, желая платить им за себя; и кто-нибудь спросил бы тебя: каким людям, в лице Поликлета и Фидиаса, намерен ты платить деньги? Как следовало бы отвечать тебе? — Ваятелям, отвечал бы я. — А чем надеешься сделаться сам? — Разумеется, ваятелем. — Пусть так, сказал я; теперь оба мы пойдем к Протагору, будучи готовы предложить ему за наставление тебя плату, лишь бы D. только достало наших денег, и мы могли бы ими убедить его; в случае же недостатка, прибавим еще деньги друзей своих. Но что, если кто-нибудь, заметив в нас столь сильную заботливость в этом отношении, спросит: скажите мне, Сократ и Иппократ, какому человеку, в лице Протагора, собираетесь вы платить деньги? Что будем отвечать? Каким еще именем, по E. слухам, называют Протагора? Фидиас называется ваятелем, Омир — поэтом, а Протагор чем? — Протагора-то, видишь, называют софистом, Сократ, отвечал он. — Следовательно мы идем платить деньги Протагору, как софисту? — Конечно. — А если кто-нибудь спросит тебя далее: отправляясь к Протагору, каким же человеком надеешься ты сделаться сам? — Иппократ покраснел (это можно было заметить, потому что уже начинало рассветать) и сказал: если мой ответ должен быть сообразен с предыдущими; то я конечно буду отвечать, что хочу быть софистом. — Но, ради богов, Иппократ, не стыдно ли тебе явиться между 312. Греками софистом? — Божусь Зевсом, Сократ, стыдно, если уж надобно говорить, что думаю. — Впрочем, может быть, на науку, которой намереваешься учиться у Протагора, ты смотришь так же, как смотрел на нау-
