то увеличивались, то уменьшались въ своемъ объемѣ, смотря потому, сколько кому угодно было отдѣлить подложныхъ отъ подлинныхъ его разговоровъ. Платонъ, своимъ твореніямъ какъ будто завѣщалъ даръ Протея — скрывать въ однихъ и тѣхъ же формахъ всѣ идеи и обнаруживать ту или другую, сообразно съ желаніемъ и духомъ читателя. Но между тѣмъ все это происходило отъ недостатка строгой и отчетливой критики, и отъ того, что на нихъ смотрѣли большею частію, какъ на памятникъ просто литтературы, а не философіи, которая въ этомъ случаѣ была по крайней мѣрѣ дѣломъ второстепеннымъ. Риттеръ справедливо замѣтилъ[1], что великаго мыслителя рѣдко понимаютъ современники, что только время и потомство выясняютъ его идеи. Потомки окружаютъ его, какъ своего учителя; потому что вѣка грядущіе суть ученики протекшихъ.
Но чтобы составить вѣрное понятіе о сочиненіяхъ Платона, надлежало бы прежде обратить вниманіе на современное Платону состояніе Греціи, на главное направленіе тогдашней философіи, на духъ ученыхъ произведеній, принадлежавшихъ той эпохѣ, на степень ихъ распространенія, на нравственный характеръ соотечественниковъ нашего философа и пр. Все это безъ сомнѣнія было условіемъ, подъ которымъ сочиненія Платона должны были получить такія или другія свойства; слѣдовательно все это могло бы объяснить многое, что въ нихъ темно, подвергнуть сомнѣнію то, что теперь кажется несомнѣннымъ, и вообще — привести къ такимъ результатамъ, которыхъ до сихъ поръ мы, можетъ быть, и не представляемъ. Но эти изслѣдованія увлекли бы насъ далеко за предѣлы нашего плана и заставили бы повторять то, что изложено во всякой исторіи литтературы, политики и философіи. Переводя сочиненія Платона, мы, гдѣ нужно, будемъ обращаться къ этимъ пособіямъ и ими подтверждать, или отвергать мнѣнія о смыслѣ и значеніи частныхъ мѣстъ въ его разгово-
- ↑ Gesch. der Phil, alter. Zeit. Th. 2. B. VIII. c. 6.
то увеличивались, то уменьшались в своем объеме, смотря по тому, сколько кому угодно было отделить подложных от подлинных его разговоров. Платон, своим творениям как будто завещал дар Протея — скрывать в одних и тех же формах все идеи и обнаруживать ту или другую, сообразно с желанием и духом читателя. Но между тем всё это происходило от недостатка строгой и отчетливой критики, и от того, что на них смотрели большею частью, как на памятник просто литтературы, а не философии, которая в этом случае была по крайней мере делом второстепенным. Риттер справедливо заметил[1], что великого мыслителя редко понимают современники, что только время и потомство выясняют его идеи. Потомки окружают его, как своего учителя; потому что века грядущие суть ученики протекших.
Но чтобы составить верное понятие о сочинениях Платона, надлежало бы прежде обратить внимание на современное Платону состояние Греции, на главное направление тогдашней философии, на дух ученых произведений, принадлежавших той эпохе, на степень их распространения, на нравственный характер соотечественников нашего философа и пр. Всё это без сомнения было условием, под которым сочинения Платона должны были получить такие или другие свойства; следовательно всё это могло бы объяснить многое, что в них темно, подвергнуть сомнению то, что теперь кажется несомненным, и вообще — привести к таким результатам, которых до сих пор мы, может быть, и не представляем. Но эти исследования увлекли бы нас далеко за пределы нашего плана и заставили бы повторять то, что изложено во всякой истории литтературы, политики и философии. Переводя сочинения Платона, мы, где нужно, будем обращаться к этим пособиям и ими подтверждать, или отвергать мнения о смысле и значении частных мест в его разгово-
————————————
- ↑ Gesch. der Phil, alter. Zeit. Th. 2. B. VIII. c. 6.
