вать его. Вотъ почему любомудріе признавалось необходимымъ даже въ пустыняхъ, пещерахъ и кельяхъ отшельниковъ! И вотъ характеръ философіи истинной! Она отличается отъ ложной не содержаніемъ, — ибо предметы изслѣдованія въ той и другой одинаковы, — а направленіемъ, поколику первая идетъ отъ заблужденій къ вѣрѣ, а послѣдняя — отъ вѣры къ заблужденіямъ; та сознаетъ свою слабость, а эта, — свою силу и могущество; одну и Сократъ уже назвалъ философіею, потому что она только искала мудрости, но не находила ея на землѣ; а другой тотъ же самый Сократъ иронически давалъ имя мудрости, потому что она присвояла себѣ совершенное знаніе истины.
Теперь понятно, почему сынъ Софрониска, защищаясь противъ давняго, невыгоднаго для себя мнѣнія, отказывается отъ названія мудреца, и какую силу его оправданію сообщаетъ указаніе на тѣ поиски мудрости, въ которыхъ онъ провелъ всю жизнь и которыми раздражилъ почти всѣ сословія общества. Мы воображаемъ Сократа, смѣло идущаго на встрѣчу своему вѣку, и хлопотливо старающагося остановить многочисленную и шумную толпу мудрецовъ всякаго рода, чтобы они одумались, замѣтили свое заблужденіе и поняли, что именемъ знанія у нихъ прикрыто невѣжество, что истинная мудрость можетъ быть только цѣлію человѣческихъ стремленій, а не пріобрѣтеніемъ, и что въ собственномъ смыслѣ она принадлежитъ одному Богу. Такимъ образомъ цѣль аѳинскаго нравоучителя была — обуздать кичливость ума, то-есть, отъ слѣпой вѣры въ свою мудрость возвратить его къ философскому изслѣдованію познаній, чтобы наконецъ онъ убѣдился въ слабости своихъ силъ и пробудилъ въ себѣ потребность высшей помощи, подъ условіемъ которой, говоритъ Платонъ, только и возможна истинная добродѣтель. Таково было направленіе Сократовой философіи! Въ основаніи ея лежало убѣжденіе въ незнаніи, и потому Сократъ никакъ не смѣлъ усвоять себѣ мудрость. Но кто не знаетъ и сознаетъ свое незнаніе; тотъ естествен-
вать его. Вот почему любомудрие признавалось необходимым даже в пустынях, пещерах и кельях отшельников! И вот характер философии истинной! Она отличается от ложной не содержанием, — ибо предметы исследования в той и другой одинаковы, — а направлением, поколику первая идет от заблуждений к вере, а последняя — от веры к заблуждениям; та сознает свою слабость, а эта, — свою силу и могущество; одну и Сократ уже назвал философиею, потому что она только искала мудрости, но не находила её на земле; а другой тот же самый Сократ иронически давал имя мудрости, потому что она присвояла себе совершенное знание истины.
Теперь понятно, почему сын Софрониска, защищаясь против давнего, невыгодного для себя мнения, отказывается от названия мудреца, и какую силу его оправданию сообщает указание на те поиски мудрости, в которых он провел всю жизнь и которыми раздражил почти все сословия общества. Мы воображаем Сократа, смело идущего на встречу своему веку, и хлопотливо старающегося остановить многочисленную и шумную толпу мудрецов всякого рода, чтобы они одумались, заметили свое заблуждение и поняли, что именем знания у них прикрыто невежество, что истинная мудрость может быть только целью человеческих стремлений, а не приобретением, и что в собственном смысле она принадлежит одному Богу. Таким образом цель афинского нравоучителя была — обуздать кичливость ума, то есть, от слепой веры в свою мудрость возвратить его к философскому исследованию познаний, чтобы наконец он убедился в слабости своих сил и пробудил в себе потребность высшей помощи, под условием которой, говорит Платон, только и возможна истинная добродетель. Таково было направление Сократовой философии! В основании её лежало убеждение в незнании, и потому Сократ никак не смел усвоять себе мудрость. Но кто не знает и сознает свое незнание; тот естествен-
