Сокр. А теперь замѣчаешь ли, что тотъ-же самый явился и лжецомъ и правдивымъ? такъ что, если Одиссей былъ лжецъ, то онъ становится и правдивымъ, и если Ахиллесъ правдивъ, то онъ и лжецъ; и оба эти мужа не различаются между собою и не противуположны одинъ другому, а подобны.
Ипп. Охъ, Сократъ! всегда ты плетешь такія какія-то рѣчи: берешь труднѣйшую сторону разсужденія и, держа C. ее, понемногу пощипываешь, а не подвизаешься противъ цѣлаго предмета, о которомъ идетъ рѣчь. Между-тѣмъ, я и теперь, если хочешь, приведу тебѣ много удовлетворительныхъ доказательствъ, что Омиръ изобразилъ Ахиллеса лучшимъ, нежели Одиссей, и правдивымъ, а Одиссея — лукавымъ, во многихъ случаяхъ лживымъ и худшимъ, чѣмъ Ахиллесъ. Ты-же, если хочешь, противупоставь слово слову, что другой лучше того, — и тогда эти[1] узнаютъ, кто изъ насъ говоритъ справедливѣе.
Сокр. Ахъ, Иппіасъ! вѣдь я не сомнѣваюсь, что ты D. мудрѣе меня. Но у меня — всегдашняя привычка, когда кто говоритъ что-нибудь, быть внимательнымъ, особенно если говорящій кажется мнѣ мудрымъ. Тогда, сильно желая узнать, что онъ говоритъ, я спрашиваю, пересматриваю и свожу сказанное, чтобъ узнать. Если-же говорящій представляется мнѣ недалекимъ, я и не спрашиваю, и не забочусь о томъ, что онъ говоритъ. Изъ этого ты узнаешь, кого почитаю я мудрымъ: ты увидишь, что съ E. мудрымъ я и веселъ, когда онъ говоритъ, и спрашиваю, чтобы, узнавъ что-нибудь, получить пользу. Вотъ и теперь, когда ты говорилъ, я подумалъ, что въ стихахъ, которые ты прочиталъ — съ намѣреніемъ выставить Ахиллеса говорящимъ объ Одиссеѣ, какъ о хвастунѣ, мнѣ, если ты говоришь правду, кажется страннымъ то, что Одиссей — человѣкъ изво-
- ↑ Эти, то есть, слушатели Иппіаса. Платонъ такимъ указаніемъ искусно намѣкаетъ, что софистъ думалъ болѣе объ одобреніи слушателей, чѣмъ о справедливости рѣчи.
Сокр. А теперь замечаешь ли, что тот же самый явился и лжецом и правдивым? так что, если Одиссей был лжец, то он становится и правдивым, и если Ахиллес правдив, то он и лжец; и оба эти мужа не различаются между собою и не противоположны один другому, а подобны.
Ипп. Ох, Сократ! всегда ты плетешь такие какия-то речи: берешь труднейшую сторону рассуждения и, держа C. ее, понемногу пощипываешь, а не подвизаешься против целого предмета, о котором идет речь. Между-тем, я и теперь, если хочешь, приведу тебе много удовлетворительных доказательств, что Омир изобразил Ахиллеса лучшим, нежели Одиссей, и правдивым, а Одиссея — лукавым, во многих случаях лживым и худшим, чем Ахиллес. Ты же, если хочешь, противупоставь слово слову, что другой лучше того, — и тогда эти[1] узнают, кто из нас говорит справедливее.
Сокр. Ах, Иппиас! ведь я не сомневаюсь, что ты D. мудрее меня. Но у меня — всегдашняя привычка, когда кто говорит что-нибудь, быть внимательным, особенно если говорящий кажется мне мудрым. Тогда, сильно желая узнать, что он говорит, я спрашиваю, пересматриваю и свожу сказанное, чтоб узнать. Если же говорящий представляется мне недалеким, я и не спрашиваю, и не забочусь о том, что он говорит. Из этого ты узнаешь, кого почитаю я мудрым: ты увидишь, что с E. мудрым я и весел, когда он говорит, и спрашиваю, чтобы, узнав что-нибудь, получить пользу. Вот и теперь, когда ты говорил, я подумал, что в стихах, которые ты прочитал — с намерением выставить Ахиллеса говорящим об Одиссее, как о хвастуне, мне, если ты говоришь правду, кажется странным то, что Одиссей — человек изво-
————————————
- ↑ Эти, то есть, слушатели Иппиаса. Платон таким указанием искусно намекает, что софист думал более об одобрении слушателей, чем о справедливости речи.
